Попытка видеть в единичном человеке и его бытии не самодостаточную и безусловную ценность, а ценность, измеряемою социальной полезностью и целесообразностью человека, продуктивностью его участия во всеобщем существовании, по сути нигилистична и потенциально разрушительна. Торжество этой установки, ее укоренение в морали, в «этосе» и «ментосе» социальной среды, на деле обращается той практикой преступлений власти и общества против жизни, судеб и свободы миллионов людей, которая так ужасает наш разум и нашу совесть сегодня. Кажущаяся «привычной», «логичной», «морально невинной» установка, по сути заключает в себе низложение, отрицание ценности единичного человека, его жизни и судьбы, смещает человека с гуманистического «пьедестала» самодостаточной ценности и цели самого себя. Под ее кажущейся «правомочностью», «моральной благообразностью» скрывается то безразличие к трагедии смерти, к ценности неповторимой жизни и судьбы, к личности человека, которое определяет «типический» способ существования человека внутри цивилизации и ее отношение к человеку, проступающее из облика исторических событий… Подобная установка очевидно определяет мораль, идеологию и мировоззрение фашистских тоталитарных обществ, но если вдуматься – она заложена в морали цивилизации как таковой, определяет судьбу и бытие человека внутри нее, когда человек превращен цивилизацией в «придаток», в средство производства и приумножения благ повседневности, социальных ценностей и благ. Просто нужно вспомнить, что в эпоху, о которой мы говорим, война и геноцид, практика массовых убийств, политических и социальных репрессий мыслились не просто как приемлемое, а как неотъемлемое условие «строительства общества и нации», «утверждения моральных идеалов», «социального прогресса», реализации великих целей и т. д. Прогресс общества, «величие нации» и «новое мировое устройство» присваивали себе неотъемлемое право утверждать себя через миллионные жертвы, войну и террор. Такова была мораль цивилизации и типических обществ внутри нее, таковы были идеологии, претендовавшие на формирование общественной морали и превращение в систему ценностей и идеалов, довлеющую над обществом и индивидом внутри социальной среды. Таковы были идеологии, претендующие на формирование морали и мировоззрения обществ, на «сплочение» и «цементирование» обществ и наций, превращение их в содержание сознания, морального и ценностного мира индивида внутри социальной среды, в установки, определяющие его поступки, решения, отношение к тем или иным вещам. Подобное не воспринималось в «типическом» сознании и ментальности эпохи как нечто «преступное», напротив – соответствовало основным парадигмам во взгляде эпохи на человека, в ее понимании бытия человека и человеческой истории, более того, человек воспитывался в сознании его долга служить «благу грядущих поколений», в осознании им необходимости пренебрегать ценностью себя и своей жизни во имя великих целей, стоящих перед «обществом», «нацией», «человечеством» и т. д. Проще говоря, подобные установки вполне соответствовали представлениям о «социальном и историческом прогрессе», «революции как условии этого прогресса», социал-дарвинистическим представлениям о истории как «борьбе рас и наций за существование», о человеке как социо-биологическом индивиде, о предназначенности человека для «служения обществу и целям всеобщего бытия»… Конечно, утверждение подобного отношения к человеку было сопряжено с торжеством, утверждением «социологической» парадигмы человека, взгляда на человека как социо-биологический индивид, «составляющую» социального бытия, предназначенную для его «упрочения» и «процветания» – с исчезновением из образно-смыслового поля цивилизации и сознания эпохи символики экзистенциального опыта, осознания «личности» человека. Проще говоря, дегуманизация способа существования человека внутри цивилизации, дегуманизация и «нигилизация» отношения к человеку, были сопряжены с глубинными подвижками в осознании человека и его бытия, трансформацией определяющей облик и «этос» цивилизации парадигмы человека. Когда «типическое» сознание и официальное мировоззрение эпохи не способно разглядеть в человеке «личность», трагизм и неповторимость существования, трагизм и неповторимость судьбы, усматривает в нем лишь «статистическую единицу социального бытия», социо-биологический индивид, представителя «расы», «рода», «нации» и т.
Читать дальше