Среди различных научных школ второй половины ушедшего тысячелетия явно научным подходом оперировал марксизм, увидевший причинно-следственные отношения в производственно-экономической сфере. Это позволило создать некоторую систему отсчета, в которой кажущийся исторический хаос событий стал выстраиваться в определенные закономерности. Можно бесконечно ругать марксизм за его несовершенство, но он сыграл уже свою роль, благодаря которой здание истории как науки приобрело какие-то, хотя и смутные, очертания, а мировое сообщество вышло на новый уровень взаимоотношений.
В принципе, любая модель, в том числе и марксистская, имеет ограниченную область применения. Наиболее выпукло это заметно в естествознании, история которого показывает преемственность модельных подходов, когда более общая гипотеза включает предыдущую как частный случай. Вероятно, что ограниченность историологии марксизма происходит из некорректности распространения частных социальных закономерностей отдельной эпохи и в относительно узкой области человеческих отношений на весь исторический процесс.
Отрицание объективно закономерного хода исторических процессов является достаточно опасной тенденцией, о чем в свое время предупреждал еще И. Ньютон, говоря о фальсификации античной истории. В более поздние времена история не раз переписывалась в угоду отдельных династийных и корпоративных групп. Не составляют исключения и последние десятилетия, когда вольность историографического подхода широко используется в достижении целей национализма, шовинизма и религиозного фундаментализма. Последний термин, хотя и распространен, но явно неудачен, поскольку речь идет чаще об ортодоксальном фанатизме.
Интеграция мировых хозяйственных и культурных систем в единый организм, стремительно происходящая на наших глазах, с легкой руки С. Лема называется глобализацией. В сути своей этот процесс есть ни что иное, как создание единого (коммунального) хозяйства, возникновение которого как неизбежности предсказывал марксизм. Мировоззрение 20 века отказалось от механистического однозначного представления причинно-следственных связей, на принципах которого только и могла быть создана марксистская теория, поскольку она естественное дитя своего времени.
На смену механицизму пришел позитивизм, для которого окружающий Мир есть царство случайных событий, где правят законы вероятности. Это наложило глубочайший отпечаток на всю систему ценностей. И даже в физике, где новые вероятностные описания проверялись принципом соответствия старым добрым законам, было много «выплеснуто младенцев с купелями вместе».
Здесь можно остановиться вопросом: а как же случилось поражение коммунистической идеологии, если мы стоим на пороге коммунизма или, пусть по-другому, глобализма? Недостаток любой идеологии заключается в том, что она всегда используется демагогами. Корысть личная ли, или корпоративная всегда умело облекается в соответствующие случаю одежды. И полчища лжепатриотов и лжесвященников искусно растлевают верующих, обретая для себя торговые поприща. Ибо большинство забывает, что Вера лишь инструмент подвижничества, а не огород для пропитания, где лжепастырям легко выращивать отравленные плоды. Впрочем, искусство демагогов достойно восхищения. Напёрсточники и строители пирамид процветают везде и всегда, цинично не скрывая обмана. Даже похваляясь открытостью его.
Несравненный классик марксизма добросовестно исследует анатомию рынка капитала и убедительно показывает, что «Империализм есть последняя стадия монополистического капитализма», причем самая тяжкая и изуверская. И именно эту социальную систему начинает претворять в жизнь под красивыми лозунгами о грядущем рае на Земле. Впрочем, Бог ему судия, может быть он, все-таки, искренне заблуждался.
Итак, жизнь естественным образом подвела к необходимости создания новой аксиоматической базы, нового мировоззрения, новой общенаучной парадигмы. Может быть, с некоторым даже опозданием, но зато отчетливо видно, что механистическое коммунизм должно, в силу принципа соответствия, вытекать из грядущего глобализма, как частный случай.
Впрочем, потребность в новой парадигме ощущается не только гуманитариями. Еще в большей степени это относится к естественным наукам, где процессы деления предметов и растущая специализация отдельных отраслей обратили естествознание в хаотическое нагромождение фактов, моделей, схем и ненужной информации.
Читать дальше