Александр Каменецкий - Фаллос Богородицы. Философский трип

Смартфон – это револьвер, из которого мы каждый день прицельно выстреливаем себе в голову.

Сама по себе тематика «причин» требует, безусловно, отдельного глубокого исследования – быть может, когда-нибудь мы его предпримем. Но в этой книге нас интересует нечто совсем иное, а именно: как могла бы выглядеть и функционировать метафизическая картина мира, полностью исцеленная от «трех невротических заблуждений»? Во что бы мы верили, на что бы надеялись и что любили? Можно ли представить себе иную религию и иную метафизику – без гендерной «вертикали власти», без «непостижимого Бога» и без «первородного греха»? И способна ли такая религия и такая метафизика хотя бы отчасти опереться на данные естественных наук, которые описывают наш бренный мир как умопомрачительный «квантовый хаос» и нечто подобное?

Где строить шаткий мостик и чем его укреплять?

Теперь немного о жанре этой книги. Мы приглашаем читателя разделить с нами философский трип . Мы намерены экспериментировать с самыми разными комплексами идей, верований и представлений – от научных до откровенно мистических. Мы будем составлять из них новые цепочки смыслов – и смотреть, насколько они могут быть интересны и жизнеспособны. Нас не должны пугать ни противоречия, ни нелепицы, ни такие факты, которые откровенно не укладываются в концепт. Научная точность изложения при этом, конечно, существенно пострадает – но нам ее, говоря откровенно, совсем не жаль. Будда учил: если кому-то очень надо переплыть реку, плавсредство неважно. Мы сколотим наш утлый философский плот из подручных материалов и отважно спустим его на воду. А уж там останется полагаться лишь на великий русский «авось».

И последнее. Этим текстом мы рискуем (и, вероятно уже успели) обидеть множество самых разных приличных людей. Что ж, из песни, как говорится, слова не выкинешь. В качестве слабого оправдания скажем одно: мы твердо убеждены, что человек гораздо больше любых своих верований и самоотождествлений. Он настолько больше их, что оскорбить человека в сущности совершенно невозможно – притом чисто технически. Что же до разнообразных пестрых одежд, в которые мы рядимся, – на вкус и цвет товарища нет.

Философия есть эстетика мысли; ее значение измеряется не количеством и уж тем более не качеством обнаруженных глубин, но их красотой и способностью завораживать. Тот, кто ищет в философии ответов на «вечные вопросы», обнаружит их с избытком – но далее тривиальных азбучных истин ни одному философу продвинуться еще не удалось. Более того: уж если человек осознанно делает само мышление предметом своей рефлексии, он будет изо всех сил сторониться «истин», ибо таковые – в силу их неизбежной окончательности – мышлению как раз препятствуют, исчерпывают его, сводят к унылому Викицитатнику.

Подлинный философ ищет не истин, но смыслов: обнаруживая таковые, он играет с ними, как с пестрыми камушками, наслаждаясь разноцветными бликами и не тща себя надеждой ни на понимание, ни на познание как таковое. Он – аскет, самочинно обрекающий себя на сладостное недо-мыслие ; он ставит точку или запятую как раз там, где по всем правилам и законам жанра ставить их точно не следует.

Поскольку эстетическое наслаждение не измеряемо никакой купюрой, философ не производит вообще ничего ; он – трутень, тунеядец и бездельник в силу самой природы своих занятий. Если он притом последователен и честен, то ищет для своих «трудов» не единомышленников, последователей или спонсоров, но тех, с кем можно безмолвно разделить не принадлежащую никому красоту, – скажем, сесть и вдвоем посмотреть на мысль как на закат. Если это удается, философ должен быть счастлив; впрочем, счастье уделом философов как правило не является.

Timebreak