Рустам Чернов - О государстве. Людологическое эссе

Как оказалось, ничего из теорий Великого Просвещения просто не способно работать. Ничего из теорий ХIХ века на практике не обернулось пользой. Современность ничего лучше (кроме чисто восточного способа сохранения – того, что имеет место быть в ООН) не придумало. Жалкие попытки США возродить военный тип государства терпят неудачу именно в силу того, что слишком конспирированы и не ориентируют завоеванных на подчинение, а призывают к тем формам организации материи, которые не только чужды социальной организации, но и религиозным чувствам, составляющим сердцевину государственного. Поверить в демократию в XVIII веке было можно, но сейчас, на Востоке, – никогда.

Проблема Западной государственности в том, что она перестала быть формой упорядочивания социальной материи, проявления современного типа организации представляют из себя иногда полные противоречия в области действительного, которые само государство, устранившее древнейшие институты снятия социальных противоречий просто не в состоянии снять через правосудие, судебную власть.

Современное государственное устройство в формуле того, что право – это бытие в возможности государства, а государство – бытие в действительности права, выглядит весьма разумно. Так, законодательная власть продуцирует бытие в возможности, лишенное по его изготовлению (полноценном агональном обсуждении субъектами, имеющими различную качественную репрезентативность в смысле как ее понимал Карл Шмидт) существенных противоречий, именуемое благодаря процедуре снятия таких противоречий законом. Это фактически структурирование целевой причины парадигмы государства . Исполнительная власть является специальной движущей причиной, задачей которой является зеркальная реализация бытия в возможности в области действительного. Судебная власть обеспечивает снятие реализованных в области действительного противоречий, как по отношению к закону, в случае его некачественности, так и по отношению к допуску в парадигму реализации бытия государства сторонних участников (кого изолирует, кого допускает, кому компенсирует издержки связанные с не допуском к участию в реализации парадигмы государства). Суды относятся к корректирующему началу материальной причины, так как работают только с уже реализованными формами области бытия в действительности. Различные механизмы сдержек и противовесов, соответственно, больше отнесены к области формальной причины, так как моделируют моменты завершения одного процесса и начало другого. В области непосредственной реализации, ограниченной рамками «здесь и сейчас» функции судебной власти, а точнее суждения, заданы и законодательной, и исполнительной ветвями. Именно поэтому судебная процедура более всех детализирована и представляет собой более других ритуальность.

Подобное расположение парадигмы бытия государства по трем ветвям с учетом системы сдержек и противовесов как формальной причины бытия, казалась наиболее приемлемой Великим Просветителям. Вместе с тем, необходимо понимать, что бытие всегда задано в виде 4-х причин бытия Аристотеля, образующих парадигму бытия. В динамике они сменяют друг друга (процесс энтелехии), в завершенности они представлены парадигмой равновесия различного рода идеального (бытия в возможности) и реального (бытия в действительности). В этом отношении функции трех ветвей власти представляются простым разделением целевой, движущей и материальной причины (судейская власть здесь, как известно, руководствуется только законом, поэтому она является тем, что определяет сформированность и адекватность материальной причины целевой), структурирование специального механизма формальной причины (система сдержек и противовесов). Все данные причины бытия находились в области парадигмы бытия и до разделения властей, не составляя специального предмета исследования и познания. Узурпация власти, как основная причина разделения властей – не совсем искренний аргумент в пользу именно такого государственного устройства. Здесь речь шла именно о ликвидации не узурпации власти, а ликвидации личности , которая могла использовать государственную систему для воплощения своих представлений о том каким должно быть социальное. Узурпировать власть практически невозможно, об этом вам скажет любой монарх и любой диктатор. То, что многие из них называют власть служением и соответственно таинством – правда. Эти люди вовлечены в парадигму, которая существует прекрасно и без них, и уж точно совершенно не для них. Тот факт, что они ею полностью персонифицированы и не отделяют себя от нее – свойство любого человека. Большой уровень медиатизации этого свойства может шокировать (как перцепция, вторгающаяся в чужой ритуал), но любой ритуал, рассмотренный с точки зрения никогда не участвующего в нем, напоминает логику абсурда. Государственное устройство, подчиняющееся логике государственного управления, – это результат реформ последних 300 лет, превративших государство в потустороннюю реальность. Сегодня государство – это некоторая субстанция, бытие которой нигде и везде в соответствии с представлениями и словоупотреблением. При этом метод Л. Витгенштейна, в этом отношении не чуть не лучше того, что легло в основу понимания мер и весов на рассвете цивилизации, государство примеривают к реальности через специального служащего – «государственного служащего» определенного ранга, а точнее – судью, да, впрочем, и не только судью. Это то, что было придано храмам на рассвете перехода от товарных денег к деньгам как таковым. То же самое сейчас в отношении государства, понятия государственного. Есть определенное представление о том, что это такое, но без специально обученного человека, обладающего эталоном уровня государственного, здесь в этом вопросе не обойтись. В этом отношении Великих Просветителей можно только поздравить. Они нивелировали представление о государственном до первобытного уровня, погрузив его в мифологию, в то время, как научное знание шагнуло вперед, оставив государство далеко позади. Государство как стандарт уровня допустимого социального, сформированного в области закона, весьма интересно для дня современного.