Р. П. Чернов - Проектирование социальных систем. Людологическое эссе

Прав был тысячу раз Артур Шопенгауэр – познать таинство человеческого в представлении невозможно, как нельзя увидеть свой глаз без чего-либо отражающего. Сама по себе простейшая позиция и успешность любой религии-сообщения (не основанной на ритуальности, а, следовательно, на чувственности) разбивает любую логику тем, что Бог – однозначно не человек. Познать человека невозможно. Знание о человеке, сообщенное самим человеком, мягко говоря, в его предельности бессмысленно, если, опять же, не является формой ритуальности и канонизированности (предмет управления и формализации человека как вещной атрибутики). Но вот слово Божие – форма удовлетворения самого лютого запроса самопознания, при том, что субъект высказывания однозначно не связывается с пониманием человека, но больше человека. Ведь тотемность проигрывает именно с ростом технических возможностей человека. Научившись покорять стихии и убивать любое животное, человек перестает верить в тотем, он перестает верить в многобожие, экспериментально проверив свою силу над тем, что кажется непреодолимым. Возведя себя в Бога, сделав себя Богом, самые жесткие правители понимают комедийность этого маскарада. Но появление Бога как того, что есть непознанное в такой же степени, как повелевающее, как то, что настолько далеко от человека, что и полет Гагарина не есть форма его отрицания – это серьезный шаг на пути познания человека. Это первое ценностное познание человека – через форму незнания. Это первый шаг на пути предписания дельфийского оракула – познай себя. Если ранее люди себя в основном испытывали, то с религиями-сообщениями они стали себя познавать. И пусть христианство не удержалось в лице своих последователей и предало гностицизм забвению, сотворив из Иисуса Христа фетиш, но в целом, это прорыв. Философскую ценность религии не осознают до сих пор. Какую только чушь не сказали в отношении религии. Но не надо забывать, человек – импульсное животное. Сохранять присутствие философского духа при течении жизненных обстоятельств – невозможно. Необходим modus vivеndi, который изолирует саму жизнь, делая знание философа безжизненным и отвлеченным. Карикатура философии была бы очевидной и до сих пор, если бы мы пользовались клинописью.

Человек познаваем через религию, и только. Это верно, как истина. Но отрешение через религию невозможно при наличии доблести познания. Это то обстоятельство, которое расширяет круг человека и дает возможность бытия науки. Обряды любой религии не уничтожают тех, кто не желает довольствоваться мерой и доходит до предельности познания, несмотря на гибель в области по ту сторону. Познать человека и историю человеков через себя самого, через предельность бытия самого себя – единственный выход, кроме смерти, которая всегда глупа и мало, что решает. Дихотомия, если не выражается в активной политической деятельности, то неизменно сводит к тому, что называется выбросом в неизменность смертности духа. Ницше более всех преуспел в этом. Какова же цена за знание о человеке? Сама собственность жизни. Как любой инфицированный наукой западный человек понимает, что один – это слишком мало для научной объективности, и поэтому он уходит в философию, не зная, как стать пророком. Наша задача – показать, как стать пророком в современности Западной цивилизации. Пусть рубленность фразы не смущает нашего читателя. Для восточного человека понимание слова Бога – уже высшая награда и творческая удача жизни, и дальше этого только безбожие, многобожие. Но нам не повезло родиться в этой культуре и впитать в себя ее предельность представления истинности. Мы живем в мире идей, пантеона миллиарда идей. Мы балансируем на грани социального отчаяния и, пребывая в нем, как истинные сыны своего племени, связываем свое горе только с самими собой. Но такова правда жизни, энергетику которой мы можем использовать. Ужас в том, что познание предела основ человечества через себя самого и сопричастности до тебя оставляет тебя наедине с природой, и в этом отношении мы подобны тем, кого ранее изгоняли из общин и племен, радуясь втайне его смерти. Человек в одиночестве, тем более без Бога, не выживает. Нам тяжело в одиночестве, и мы сбегаем к людям, цепляемся за то, что не может уже принадлежать нам. И потому каждый из нас обречен. В своем успехе мы обречены на политическое управление, на эту иллюзию обустройства и служения людям вместо Бога. И это тягчайшее из наказаний – тысячью смертей соотечественников доказать свою несостоятельность перед лицом собственности запросов. Есть конечно и театралы, которым политическое влияние и связанные с ним почести дороже всего, но им больше подходит карьера лицедеев. Настоящий правитель поймет – тяжесть разочарования и воля, как форма продолжающего – единственная наша награда.