В санаторном же отделении, куда в итоге перешел Скела, условия для больных были куда более гуманными: в нем разрешалось пользоваться гаджетами, читать книги, выходить на прогулки по территории больницы, а самым вменяемым больным – за ее пределы, но всего на час. Хотя в основном все всё равно сидели у телевизора, время от времени перекидываясь друг с другом парочкой фраз. Как раз когда Андрей Геннадьевич взял в руки пульт и нажал на кнопку “Вкл.”, в самом начале холла раздался звук шагов – привезли еще одного пациента.
Звали его Иферус. Уверен, что это выдуманное имя, оммаж к какому-то лирическому герою, но, как сказал Скела: “Раз в паспорте так написано, значит, и на таблетнице будет аналогичная надпись”. Он поступил во время послеобеденного сна. Пару минут провозился с чем-то в своей – второй – палате и, даже не разложив до конца вещи, вышел из нее, направившись к телевизору. Занял место в кресле напротив Андрея Геннадьевича, после чего в грубой форме, громко, с переходами на крик потребовал принести ему еды. Пока один из санитаров пошел за ней, у сидевшего за стойкой Скела была возможность внимательно рассмотреть Иферуса.
Это был странный человек, чья внешность позволяла судить об его нелегком прошлом, но контрастирующие на фоне полностью покрытого шрамами тела глаза убедили Скела в том, что Иферусу удалось пережить все выпавшие на его долю ужасы – такими сияющими и добрыми были они. Впоследствии, прочитав его медицинскую карточку, Скела выяснит, что один из глаз Иферуса был стеклянным. Но это вызывало не такой сильный интерес, как тот факт, что абсолютно все его конечности изначально принадлежали не ему.
В разгар войны N он был послан на линию фронта в качестве пехотинца. За период его двухлетней службы ему удалось достичь небывалых высот в военном ремесле, и в награду за его заслуги уполномоченными лицами было принято решение повысить его до звания полковника, что означало для него билет в один конец в сторону дома. Но знаете, судьба – у нее очень специфическое чувство юмора. В последний день перед отправкой на лагерь, в котором располагался батальон Иферуса, была сброшена бомба, упавшая вблизи него. Из-за многочисленных осколочных ранений, что вызвали слишком сильную кровопотерю, врачи первоначально не хотели браться за попытку спасти жизнь Иферуса, но, по необъяснимым ни для кого причинам, изменили свое решение. Все его конечности в итоге были ампутированы, а на их место пришиты части тел сослуживцев, которых, к сожалению, не удалось спасти.
Но, даже несмотря на обильное количество рубцов на теле, выглядел Иферус крайне привлекательно. Ласковым взглядом он моментально располагал к себе, но то был эффект первого впечатления, которое длилось ровно до момента, пока он не начинал говорить, – тяжело представить более грубую форму ведения диалога. В моменты, когда Иферус полностью отдавался поглотившим его эмоциям, вне сил контролировать себя он запускал руки в свои великолепные, завидные для каждой девушки густые, длинные, ярко-русые волосы и безжалостно вырывал их небольшими клоками. Казалось, что он даже не испытывал боль при этом действе, и, если спросите меня, я спокойно готов в это поверить.
Отобедав, Иферус вернулся в свою палату и разложил оставшиеся вещи. Санитары, в соответствии с правилами больницы, направились вместе с ним, чтобы, в случае обнаружения запрещенных для хранения предметов, конфисковать их. Получив все вещи из армейской сумки на проверку и убедившись в отсутствии колющих-режущих-удушающих предметов, санитары уже собрались уходить, когда одному из них бросился в глаза закрепленный на рубахе булавкой в области груди металлический значок с символикой “Хиппи”. Держать такой предмет по правилам считалось злостным нарушением больничного порядка, и вежливым, но приказным тоном Иферуса попросили снять и отдать на хранение хотя бы булавку, на что получили грубый отказ. Скела не было рядом с санитарами в тот момент, он сидел за стойкой, поэтому ручаться за полноценную достоверность данного диалога не берусь. Пересказывая со слов, которые ему в свою очередь пересказали непосредственно участвовавшие в диалоге санитары, звучал он примерно так:
– Иферус, я вижу металлический значок на булавке у вас на груди. Вам необходимо отдать мне хотя бы острую часть предмета на хранение. Уверен, вы сами понимаете, что это правила безопасности больницы.
– Нет. Ответ прозвучал настолько твердо и грубо, что санитар опешил и несколько секунд не мог подобрать подходящих слов.
Читать дальше