Виктор Кротов - Притчи отовсюду. Сказки, эссе, истории, сны, диалоги из разных книг

Я не заметил, как произошло новое превращение. Яблоко снова мелькнуло в воздухе, упало на землю – и подкатилось ко мне. Я взял его в руки. Обычное яблоко. Разве могу я, не кудесник, что-то с ним сделать?..

…Могу! Могу не забыть всё, что видел!.. Даже когда проснусь.

– Сэ-э-эр, – пропел с одесским акцентом весёлый парень, поднимаясь мне навстречу. – Мы рады вас видеть. Какой способ передвижения предпочитаете? Да-да, понимаю, просто хотите попробовать. Вам сюда.

Он распахнул дверь, впустил меня и исчез, вернулся обратно в приёмную.

Я стоял в пустом зале. На сцене расположился, поблескивая инструментами, целый оркестр, и при моём появлении дирижёр поднял палочку, хотя в зале я был один. Не было людей и не было кресел. Но я бы и не успел присесть.

Всплеснулась музыка, и мягкая сила подняла меня в воздух. Стены зала растворились в пространстве, оркестр уплыл куда-то за горизонт, но музыка звучала и несла меня над землёй.

Внизу тянулись дороги, и каждая имела свой смысл и свою цель, даже самая крошечная лесная тропинка. Даже заброшенная узкоколейка с заржавленными рельсами вела не просто к разрушенным баракам, а к памяти и боли.

Пульсировали трудной, мятущейся жизнью города. Земля откликалась – радостно или негодующе – на возрастающую силу человека. Ум и глупость, человеческие чувства и поступки – всё вплеталось в ритм и мелодию, в тревожные и торжественные звуки, энергия которых влекла меня вперёд.

Но вот музыка постепенно затихла. Я стоял перед огромным холстом, который словно был затянут лёгким туманом. Чем пристальнее вглядывался я в изображение, тем глубже уходил в него, не двигаясь с места. Неясные очертания проявлялись, я узнавал здания, возникавшие передо мной, нет, окружавшие меня.

Рядом с этой церковью, без креста и купола, я прожил почти двадцать лет, но узнавал я её по-новому. Полная конторских столов и ненужных бумаг, бывшая церковь продолжала петь и молиться каждым своим камнем, каждым своим очертанием, устремлённым от земли к небу. Несколько человек стояли рядом, и по их лицам, по их взглядам можно было изучать пережитое всей страной. И мой взгляд входил в их взгляды, и путь вглубь был бесконечен.

И снова я оказался в пустом зале. Пуста была и сцена. Было темно и тихо. Только посреди зала стоял пюпитр, освещённый зелёной домашней лампой. На нём лежала книга, и я открыл её, не взглянув на заголовок. Вокруг стало светло и шумно. Гудела городская площадь, люди в старинных одеяниях спешили по старинным своим заботам, цокали по булыжнику копыта, а среди площади, мешая прохожим, стоял на коленях юноша и лихорадочно бормотал невнятные слова про убийство и раскаяние. Нет, не он, а я сам стоял на коленях, и мысль моя металась от отчаяния к надежде, от тьмы к свету, и выход ей был только в невнятных, нелепых моих словах, обращённых ни к кому и ко всем сразу.

– Месье, – тихим понимающим тоном встретил меня молодой агент в приемной, – вы сейчас полны впечатлений и вряд ли готовы к обсуждению перспектив дальнейших путешествий. Приходите снова. Мы всегда с вами.

Он проводил меня до выхода и, прощаясь, сунул мне в ладонь визитную карточку. Плутая по узким переулкам и постепенно приходя в себя, я, наконец, взглянул на неё и прочёл:

«АГЕНТСТВО ПУТЕШЕСТВИЙ ВГЛУБЬ. Мы всегда с вами».

На карточке не было ни адреса, ни телефона.

На огромном письменном столе, за которым я сидел, стоял макет длинного здания с белыми тонкими колоннами по всему периметру. Макет был сделан очень тщательно. Он должен был помочь ориентироваться в правилах городского движения. Стол мог ездить, и я с трудом подавлял искушение нажать на педали и двинуться вперёд по пустой комнате, чтобы попрактиковаться в езде.

В руках у меня была общая тетрадь в серой картонной обложке: я то ли вписывал в неё сведения о правилах езды, то ли вычитывал их, заучивая наизусть. У меня была редкая возможность за пару дней или даже за пару часов получить водительские права в обход долгой и нудной обычной процедуры.

Ещё на столе лежал большой полосатый арбуз. Однако я был поглощён изучением правил и знакомство с арбузом отодвигал на потом.

Вид арбуза возбуждал двух моих товарищей, которые бродили по комнате, косясь на стол, и подзадоривали меня бросить занятия и подкрепиться. Но я с головой ушёл в конспект, а когда через некоторое время огляделся – арбуза не было. Не осталось ни кусочка, не было видно даже корок. Мои товарищи посмеивались и разводили руками: мол, сам виноват. Облик одного из них был смутен, зато другого я знал прекрасно. Знал, что он может быть озорным и циничным, но ведь не настолько! И я пришёл в ярость.