Анастасия Тихомирова - Фрагменты, как они есть

Я с крохотным небом вместе, прикасаясь к его губам, говорил с бывшем другом, который и оставался как печать бывшим, тем не менее озарялся новым колпаком, который раздирает облака своим бульварным эпатажем. И наполянял своими воплями бактерии в моих царапинах. Кошкой скрывался в подъездах, когда мы играли в догонялки. Своим лбом он поливал цветы в ночных горшках. Так воротилась его мысль. он был так невысок, что даже не дотягивался до проводом, лежащих на столе. Своей ручонкой он лез куда не надо. Но все-таки все мужчины лезут своей ручонкой куда не надо. безоружная церковь ему могла приглянуться только при свете солнца, так как золотые купала сияли ему прямо в глаз. О, он обрученный своим браслетом на шее, обручен с ним, так как это крещение очень не формально, но скорее со всей кардинальностью. Со всем отрывочным поглаживанием и смертельным прикосновением. Дима бежит и трепет своим ожерельем, которое подпрыгивает то вверх, то вниз. Он влеком жезлами и всем тем, что напоминает фаллос. Так как он игривая нимфоманка-гей – такой вот диагноз. Платья он не носит, но скорее одет как стереотипный мужчина. Он заставляет потупиться и косить глаза, так что наш пакт несерьезен, поскольку это извращение является не то, чтобы отвратным, но каким-то кривым. Гей, женоненавистник, сам женщиной быть не хочет, презирает их в сексуальном отношении. Он ассоциируется у меня с решеткой, которая составляет его нутро, к которой он падок, терпко присобачился и живет в ней со всяким прочим туалетом. Его изящный мех, как на светской львице – его усы, есть клюющие, они похожи на пеликана. Его привлекает все большое. А, его усы подобны усам Ницше. Цветы в вазе для него не отрада, но некоторое преимущество по отношению к другим цветам. Которые все еще живут полноценно. Дикие цветы. Ведь он как и я считает прерванную жизнь более сладким изыском , нежели, какая-то другая длящаяся в сплетенном становлении, которое кончается только с повеления шага Бога. Я не верю в Бога. Но об этом позже. Дима мой протеже, вовсе не безразличный к окружающему, скорее, презентабельно зависимый от людей, как и в прочем я. То есть мы экстраверты. Дима верит в гороскопы и прочую дребедень. Но в нем есть и плюсы, простыней своего дыхания он открывает из черноты какую-то серую посредственность, но некоторые даже не умеют открывать – им не хватает личностного роста, чтобы дотянуться. Похоть, его похоть, островная тварь, которой постоянно чего-то мало. И постоянное нытье – конечно же, раздражает, но вызывает и понимание. Он тянет своим языком воздух , творя рельсы или какой-то пунктир, чтобы оправдать воздух, который на самом деле одержим субъективными поощрениями. Дима попросту снимает на камеру почти все подряд, так что эта одержимость словить время, которое и так уже хватается перцепцией. Он смазывает все трагичное до джема или меда. Как вы думаете, почему? Да потому что. Как иначе жить если не в иллюзиях, которое более с перцем, чем другие, то есть, как можно быть в правде, и какая в ней сила? Так говорит, как минимум, мой отец, что "Сила в правде", этот тот же систематически ошибочный предикат, который выдвигала Оксана Алексеевна. Только даже хуже, одной фразочкой выдрать из контекста и пользоваться универсально – в этом весь мой отец, жалкое существо. Дима и мой отец могут быть настолько иногда пленительные в своей ограниченности. Обоих я не люблю. Я люблю только свою маму и Юрия Сергеевича. С веселостью бешеной собаки я открываю глаза, которые почти всегда хмурые, тем не менее эта хмурость граничит с трезвостью. Это не та хмурость, которая присуща большинству идиотов для пущей концентрации, которой нет.

В петле его насморк и сам он уже давно, только вот она призрачная или прозрачная, или духовная. Он обдирает свои пальцы и буквы в книгах – это шутка, так как совсем он не обдирает буквы в книгах, так как он их не читает. Представьте себе, не читает. Ни капли, ни секунды. Идет над ним солнце или луна – никогда, поверте, он читает. Злоба цветов для него сочетание игрушечное и не воспринимаемое. Черт, мне надоело уже жаловаться на свое окружение. Простите меня.

На своих обоях без узора я вижу Юрия Сергеевича, вернее, ранее видела. Сейчас я пустой стакан. Собственно, о стаканах. Оксана Алексеевна тоже стакан, но полный ошибками и грязи. Так вот, знает, что она ответила на мое нейтральное завершение разговора вопросом: "А что если я хочу стать гением, первым поэтом века?"

– Гений, настоящий гений не может проситься стать гением!"