Томас Метцингер - Наука о мозге и миф о своем Я. Тоннель эго

Последние исследования обнаружили, что многие животные способны страдать, потому что обладают осознаваемой я-моделью, так что наш нынешний способ обращения с животными не может быть оправдан с этической точки зрения. Но как нам узнать, воспринимает ли самосознающее, но лишенное речи животное некие условия содержания или некое обращение с ним как болезненное переживание? Ответ прост: достаточно проверить, станет ли животное, обладая свободой выбора, добровольно входить в то же состояние. Но если обратить тот же вопрос к длинной цепи мгновений нашей жизни и ответить с максимальным вниманием к себе и честностью, то мы получим два удивительных феноменологических наблюдения. Они интересны также с философской точки зрения. Во-первых, оказывается, что, хотя осознаваемые мгновения тяжкого страдания в нашей жизни редки, мы на уровне деталей считаем, что нашу жизнь в среднем проживать не стоит. Это верно в самом простом смысле – мы на самом деле не хотели бы заново пережить большинство мгновений, составляющих нашу осознанную жизнь. При ближайшем рассмотрении и на основании чисто субъективных критериев мы бы выбрали лишь малую долю «хорошего зерна» из золы злой мачехи, даже если бы нам, как в сказке, «помогали все птицы небесные». Второе любопытное феноменологическое наблюдение состоит в том, что это открытие задевает нас лишь на очень короткий срок. Почти сразу внушительная активность я-модели на когнитивном и автобиографическом уровне восстанавливает устойчивость самооценки. «Главное вовсе не в отдельных гедонистических ощущениях: ценность сознательного опыта определяется всем контекстом моей жизни, моими личными целями и желаниями в широких временных рамках», – тут же говорим мы себе. Мы принимаемся философствовать: «Дело не в средней оценке и не в наборе очков – на самом деле важны только пиковые переживания», – или нам вдруг приходит в голову, что «большая часть осознаваемых мгновений на самом деле нейтральна, а вовсе не неприятна и не несет никаких страданий!». Может быть, мы сочтем, что, «хотя большинство мгновений моей жизни либо окрашены негативно, либо довольно скучны, зато я пишу диссертацию, которая внесет вклад в сокровищницу человеческого познания, а эпистемический прогресс гораздо важнее, чем насыщенная программа вечной жизни». Все это немного похоже на выступление спикера федерального правительства Германии, подводящего итог дебатам. Если отнестись к этому феноменологическому наблюдению серьезно, то напрашивается неловкий вывод: возможно, основная функция я-модели высшего уровня состоит в том, чтобы постоянно подгонять организм, создавать функционально адекватную форму самообмана, придавая уродливым подробностям жизни приятный блеск путем создания грандиозного внутреннего рассказа – «нарративной я-модели». Заметим, что мы встречались с понятием «нарративная я-модель» в четвертой главе, когда рассматривали блуждание мысли. Мне кажется, что существует глубокая внутренняя связь между самообманом, сознательным опытом тождества во времени и нашим постоянно блуждающим сознанием.

Конечно, на данном этапе поднимается вихрь философских проблем: коль скоро переживание приятного мгновения непременно требует новизны и неожиданности, не будет ли этот «аспект новизны» отсутствовать в программе вечной жизни? Как его можно восстановить, не повредив остального? Будет ли позволено выбрать одно , самое лучшее мгновение жизни и поставить его на бесконечный автоповтор? Имеет ли смысл изучение индивидуальных «мгновенных снимков» сознания без нарративной я-модели, или любая попытка выделить и проанализировать отдельный момент вне широкого контекста темпоральной динамики изначально ведет к заблуждению? И вообще, существует ли такая штука, как интроспективное знание? Не может ли быть, что любое внутреннее решение за или против повтора подвержено хотя бы косвенному, но очень сильному влиянию теорий и, в конечном счете, формируется нашими убеждениями? С какой стати нам доверять своим нормативным суждениям, если они настолько субъективны? И, если сам я оцениваю сознательный опыт как «позитивный» или «ценный», с какой стати мне следовать этой интуиции? Может быть, по-настоящему в жизни важно вовсе не то, что случилось счесть ценным или стоящим мне?

Все это приводит к вопросу, можно ли вести осмысленный разговор об «объективной ценности» тех или иных состояний сознания. Лично я не думаю, что мы сумеем узнать такие объективные ценности или закрепить их, установив окончательные критерии их обоснования. Именно это, среди прочего, составляет часть проблемы, которую мы хотим решить.