Антон Рай - Арт-пытка, или ГКП

Крот.То есть проблема социальной несправедливости, имущественного расслоения уже совсем не волнует вас?

Томский.Для меня главная социальная несправедливость – ложное положение творческого человека в обществе. Эту несправедливость я по мере своих сил и исправляю. Поверьте, это отнимает все имеющиеся в наличии силы.

Крот.Тогда вернемся от проблем нашего общества к проблемам вашего со-общества. Речь у нас шла об активности читателя. Я пока еще не очень понял, что это значит. Вы, например, говорили об отзывах, написанных на книги, фильмы и прочее. И о комментариях. Как я понимаю, у вас есть сайт?

Томский.Конечно – странно даже, что вы спрашиваете. Наш сайт – гкп.ру – достаточно известен, и он является важнейшей платформой для сообщества.

Крот.Я немного лукавлю и нарочно выставляю себя совсем ничего не знающим простачком – так вам будет проще объяснять.

Томский.А, понятно.

Крот.Итак, будем считать, что я ни разу в жизни на вашем сайте не был. Первый вопрос: я так понимаю, что это сайт, где происходит обсуждение книг, фильмов, песен и прочего?

Томский.На сайте много чего происходит и помимо этого, но и обсуждения – да, тоже происходят.

Крот.А обсуждаются вообще фильмы, книги и прочее, или только продукция вашего сообщества?

Томский.А вот это хороший вопрос, хотя «продукция» – плохое слово. ГКП не занимается производством.

Крот.Предложите свое.

Томский.Пожалуй, одно слово будет трудно подобрать. Я бы сказал: «То, что рождается в сообществе», но такое словосочетание звучит довольно неуклюже. Плоды творчества – так я буду говорить. Конечно, все, что касается плодов творчества нашего сообщества имеет приоритет в плане обсуждения. Все, что выходит из-под пера (точнее – клавиатуры) автора нашего сообщества, мгновенно подвергается массовому прочтению и обсуждению.

Крот.Четыре тысячи человек – это масса? А мне всегда казалось, что, например, четырехтысячный тираж – тираж достаточно скромный.

Томский.Важнейшее замечание! Да, так считается, но почему так считается?

Крот.Потому что народу в нашей стране – больше ста миллионов. Да и в советское время тиражи были тысяч по пятьсот и больше. Сейчас, правда, они сократились, но это и говорит об упадке издательского дела. Пиратство заедает.

Томский.А какими были тиражи во времена расцвета нашей литературы – той литературы, которую сегодня называют русской классической?

Крот.Точно не знаю, но, наверное, не очень большими. Сейчас заедает повсеместное пиратство, тогда заедала массовая безграмотность. Образованной публики было мало, да и книги стоили очень дорого.

Томский.Верно вы всё говорите. То есть почти всё. Образованной публики действительно было мало, но только если опять-таки высчитывать ее процентарно – по отношению ко всему народу. А вообще-то ее было достаточно. Может быть, не во времена Пушкина, но во времена Толстого и Достоевского – достаточно. Собственно, главное, что она была – публика, которая может читать и понимать Толстого и Достоевского. А то мы все помешались на цифрах – сто тысяч экземпляров, пятьсот тысяч, миллион. И даже я, когда сообщество еще только зарождалось, мечтал о миллионных тиражах, – пока не осознал всю бессмысленность подобных мечтаний. Сто тысяч, двести, даешь еще больше. А зачем?

Крот.Лучше меньше да лучше?

Томский.Лучше не меньше и не больше, а столько, сколько требуется. Вот у нас сейчас имеется до четырех тысяч активных читателей. Вам кажется, что это мало?

Крот.Ну, не очень много.

Томский.А вы когда-нибудь встречали на улице четыре тысячи человек?

Крот. Да. Совсем недавно я был на митинге, где присутствовало как раз что-то около четырех-пяти тысяч митингующих.

Томский.И как – мало это или много?

Крот.В общем, довольно много, хотя бывают и более массовые митинги.

Томский.А я хоть сегодня могу собрать в одном месте до десяти тысяч человек. Ведь четыре тысячи – это только те, кто получает у нас зарплату; активные, действительные сообщники, так сказать, а вообще-то вокруг ГКП группируется еще довольно много тех, кого в политике называют сочувствующими. Они участвуют в жизни со-общества, но недостаточно активно, чтобы считаться реальными сообщниками. Так вот, десять тысяч на улице – это уж точно много, как по-вашему?