Виктор Сиротин - Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

в исторической жизни ничто не существует отдельно друг от друга. Но связь эта – внутренняя, и являет она себя в глубинах несобытийной «истории». Иными словами, политические события тесно связаны (не путать с интерпретацией этих событий) с этическими ценностями, хозяйственная жизнь – с культурой, а наука непосредственно взаимодействует в обществе с весьма важными для него формами творчества. В своём духовном взаимодействии и практических взаимосвязях это определяет пресловутый «ход истории» и судьбы стран. Вопрос в том, чтобы уметь найти и включиться в органику как будто разных, но взаимосвязанных и даже основополагающих в жизни общества феноменов деятельности человека. В этих целях приходится «разбредаться» по пересекающимся и расходящимся «плоскостям» реалий истории, которая пестрит множеством «неровностей» из событий и фактов. Взятые вне контекста эпохи и вовсе не обязательно достоверные, они в этом случае являются никудышными заплатами. Дабы приличнее выглядеть и пореже спотыкаться на «неровностях», полагаю важным и необходимым историческое ощущение неявностей эвольвентного перетекания событий, духовных и нравственных категорий. И последнее. Желая быть верно понятым, я выделяю некоторые слова, сводя свою мысль к формуле. Называю это «смысловой графикой». Ниже даю примеры мысли в её «графическом» виде.

«Красноречив был и результат: первая проба Глобализма, в форме интервенции в ряд государств идей интернационализма и «победы социализма во всём мире», была разгадана и отвергнута».

«Духовная дикость , вытесняя любовь и доброту в человеческих отношениях, приводит к утрате слов, выражающих эти чувства».

Виктор Сиротин

Март, 2014 г.

Всякая попытка понять что-либо начинается с информации. Имея множественные формы, она в печатной своей ипостаси зависит от пристрастий времени, определяющих как лживость, так и правдивость её. Не существуя сами по себе, эти обстоятельства увеличивают выбор, но усложняют объективное постижение мира. Это относится не только к путаным СМИ, но и к фундаментальным трудам.

Обслуживая нужды эпохи, первые, как правило, являются инструментом большой, маленькой или ничтожной политики. В «трудах» же нередко костенеет дыхание времени. Отсюда важность ощущения правды , базирующейся на совести. Совокупные с человеческим достоинством, они определяют судьбу народа, который сохраняет своё историческое содержание через позитивную преемственность поколений.

О философии как инструменте постижения реальности.

Полагаю, что философия, не теряя своей фундаментальной базы, должна отражать реалии не только во вселенской их ипостаси, но и принадлежащие конкретному бытию. Обращённая в заумь, в «разговоры» о Канте и Гегеле, философия отходит от жизни, вне которой её гуманный пафос теряет смысл.

Мысль должна выйти из кабинетов и, вкипая в жизнь, оберегать человека от пустой игры ума, как и от сладкозвучия сирен мирового маркета – могильщика всякого этнокультурного своеобразия. Не теряя духовных приоритетов и не выпуская из внимания нравственные критерии, мысль обязана реагировать на движение трагически меняющегося бытия.

«Выйдя на улицу», но не став площадной , философия должна быть частью жизни. В противном случае она, немногим отличаясь от схоластики Средних веков, либо умрёт, либо соскользнёт в потребительскую корзину обездушенного homo sapiens. Уверен, что материалом для философа могут служить не только академические издания, но и мудрость безвестного старика, и солнечный день, и лепет ребёнка.

При анализе культурно-исторических «изгибов» я некогда вывел понятие эвольвента, которая означает некую плоскую кривую, в своей развёртке могущую перейти в любую из множества разнонаправленных плоскостей, включая противоположную заданной (впервые использовал это понятие в статье «Россия в лохмотьях эволюции», М. Российские вести. 2/4/1993).

2008 г.

Историческая жизнь насыщена событиями, качество и оценка которых способны поверяться лишь их следствиями. В грозовую пору разряжаясь «молниями» человеческих амбиций, они подчас освежали пространство истории, но чаще предшествовали новым громовым раскатам – тяжёлым и протяжённым во времени. Но это не смущало тех, кто видел своё призвание в том, чтобы коренным образом изменить сложившееся положение вещей. И насилие в очередной раз взрывало бытие, в котором пресловутые «молнии» высвечивали величие исторических единиц и малодушие множества, живущих утехами и злобой нынешнего дня. Как оно всегда и было, отвага и жертвенность терялись в мелкодушии и трусости, а благородство и доблесть тонули в пороках и преступлениях.

Читать дальше