Коллектив авторов - Аристотель. Идеи и интерпретации

«Ориген полагает, что та же плоть не восстанет у души… но что качественная форма (ποιὰν μορφήν) каждого, согласно эйдосу, ныне характеризующему плоть, воскреснет, отпечатавшись на другом духовном теле (ἐν ἑτέρῳ πνευματικῷ σώματι), чтобы каждый опять казался таким же по форме (μορφήν): в этом и состоит обещанное воскресение… Значит, воскресение будет состоять в [воскресении] одного только эйдоса» [496].

Так Мефодий резюмирует мысль Оригена. Здесь и далее понятия εἶδος, μορφή, σχῆμα в устах Мефодия практически являются синонимами [497]. Равным образом «форма» (μορφή) именуется им «качественной» (ποιάν), тогда как приводившиеся нами выше отрывки из Оригена свидетельствуют о том, что он понимал «вид» как сущностную (οὐσιώδης) форму.

В своем понимании формы как «качественной» и в приравнивании эйдоса (εἶδος) к очертанию (μορφή) и форме (σχῆμα) Мефодий точно следует Александру Афродисийскому, который в трактате «О душе» писал:

«Эйдос и материя являются частями тела не так [что могут быть отсечены от него], но они вроде меди и фигуры (μορφή) у статуи (τοῦ ἀνδριάντος)… Фигура (σχῆμα) является частью статуи как нечто, дающее последней совершенство не по количеству (εἰς τὸ ποσὸν), но по качеству (εἰς τὸ ποιόν), и не как то, что может сохраняться отдельно от материи» [498].

Мефодий даже приводит пример из этого трактата. Александр, как перипатетик, учил, что материальная форма не существует в отрыве от подлежащего и что душа и тело соотносятся как эйдос и материя, вроде формы (σχῆμα) статуи и меди, из которой та сделана. Мефодий пишет:

«Эйдос плоти при изменениях разрушится первым, как фигура расплавляемой статуи (τὸ σχῆμα τοῦ ἀνδριάντος) разрушится прежде распадения целого, потому что качество не может быть отделено от материи по существованию (καθ᾿ ὑπόστασιν)» [499].

Далее в терминах комментаторов на Метафизику Аристотеля Мефодий говорит от трех видах отделения: бывает отделение «по действию и существованию» (ἐνεργείᾳ καὶ ὑποστάσει), бывает отделение «мысленное» (ἐπινοίᾳ), бывает отделение «по действию без существования» (ἐνεργείᾳ οὐ μὴν καὶ ὑποστάσε) [500]. Поскольку Мефодий воспринял эйдос как качественную внешнюю форму, для него утрачивается тождество земного и прославленного тела: это два разных тела, похожих только внешне, по наружности, а потому речь идет не о подлинном воскресении. Соответственно, Мефодий получает право обвинять Оригена в том, будто тот учил, что земное тело при воскресении заменяется на иное.

Если бы Мефодий мог знать о примере, который позднее предложит Симпликий, сравнивший изображение Александра, вырезанное на перстне, с колоссом Александра, он мог бы использовать полемике, направленной против Оригена. Мефодий сказал бы, что речь идет о качественном эйдосе, усматриваемом в двух различных материальных подлежащих, и речи о тождестве не идет.

Напротив, «плоть» для Оригена — это материальное подлежащее, уже сформированное эйдосом и находящееся под воздействием его «сил». Качества возникают в материальном подлежащем, и эйдос изменяет их в требуемые характера;. При переходе от земного тела к телу духовному меняются не особенные свойства эйдоса, но качества подлежащего [501].

Григорий Нисский (с. 335 — с. 395), который разделял ряд воззрений Оригена, как кажется, повторяет его аргументы:

«Наше (τὸ ἡμέτερον) не целиком заключается в течении и изменении (ἐν ῥύσει καὶ μεταβολῇ), ибо то, что от природы не имело бы никакой устойчивости (στάσιν), было бы совершенно непостижимо (ἄληπτον). Но согласно более точному рассуждению, нечто одно в нас устойчиво (τι ἔστηκε), а другое проходит посредством изменения (δι’ ἀλλοιώσεως πρόεισιν). Ведь, с одной стороны, тело изменяется (ἀλλοιοῦται) через возрастание и умаление, словно некая одежда (ἱμάτια), последовательно переменяемая в разные периоды жизни. Устойчив же во всех переменах (ἔστηκε διὰ πάσης τροπῆς) не переменяющийся в себе (ἀμετάβλητον ἐφ’ ἑαυτοῦ) эйдос, не утрачивающий однажды наложенных на него природой отметин (ἐπιβληθέντων αὐτῷ σημείων), но являющийся с особенными приметами (μετὰ τῶν ἰδίων ἐμφαινόμενον γνωρισμάτων) при всех переменах тела» [502].

В другом месте Григорий рассуждает о питании человеческого тела, о бурдюке, наполненном жидкостью, и его форме:

«Подобает… рассмотреть фисиологию (φυσιολογίαν) тела… Естество (φύσις) нашего тела само по себе (αὐτὴ καθ’ ἑαυτήν), в его собственном бытии (ἐν ἰδίᾳ τινὶ ὑποστάσει), жизни не имеет, но с помощью извне притекающей силы удерживает себя (συνέχει ἑαυτὴν) и сохраняется в бытии (τῷ εἶναι μένει), непрестанным движением привлекая в себя недостающее и отторгая от себя излишнее.