Эрик Вейнер - Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Мы проходим мимо небольшой группы людей, расположившихся на пледе прямо на тротуаре. Девочка, не старше шести лет, смотрит в книгу. Она боса и вся покрыта глубоко въевшейся грязью. Двое молодых взрослых, указывая в книгу, что-то объясняют ей на хинди.

— Учат, — поясняет Кайлаш. — Эта девочка — нищенка. Она никогда не была в школе, и вот добровольцы становятся ее учителями.

Такую самоотверженность Ганди бы одобрил. Вот она, Индия. Вы уже готовы списать ее со счетов — и вдруг неожиданное проявление доброты возвращает вам веру в эту страну.

Мы входим на станцию делийского метро и будто попадаем в иной мир: все сверкает, все новое и чистое.

— Главная артерия Дели! — с гордостью говорит Кайлаш.

Поезд как раз отправляется, но я не решаюсь войти: там жуткая толпа.

— Подождем следующего?

— Нет, — говорит Кайлаш. — Там будет то же самое. Час пик.

— Воскресенье же, — говорю я.

— Индия, — молвит Кайлаш, будто это все объясняет; и это в самом деле все объясняет.

Мы протискиваемся в вагон. До моего слуха доносится бодрое, не слышанное с лондонских времен «Соблюдайте осторожность при посадке в вагон». В Индии зазоры между вагоном и платформой шире и коварнее. Нужно быть особо внимательным.

У Мохандаса Карамчанда Ганди была четкая позиция по многим явлениям. Кроме поездов. Когда две американки спросили его, правда ли, что он не любит железную дорогу, ответ был: «И да и нет».

С одной стороны, Ганди видел в поездах очередной инструмент, помогавший Британии держать Индию под контролем. Кроме того, подобно многим другим философам, с которыми я имел дело, он побаивался высоких скоростей. «Для чего миру все эти способы быстрого передвижения? — спрашивал он. — Как все они способствуют духовному росту человека? Быть может, они, напротив, ему препятствуют?» Но именно поездами, почти всегда третьим классом, он исколесил всю Индию, трогая души и воспламеняя сердца.

Одна же поездка навеки изменила жизнь Ганди и весь ход истории. Стоял 1893 год. За неделю до этого дня Ганди прибыл в Южную Африку. Адвокатская контора, где он служил, направила его из Дурбана в Преторию для работы над одним важным делом. Ему купили билет в первый класс на ночной поезд.

На станции Марицбург в купе вошел белый пассажир, взглянул на Ганди — и позвал проводника, а тот потребовал, чтобы Ганди перешел в третий класс.

— Но у меня билет в первый, — возразил Ганди.

— Неважно, — ответил проводник. — Цветным здесь не место!

Ганди уходить отказался. Пришел полицейский и вытолкал его из поезда.

Стояла ужасно холодная ночь. Пальто осталось у Ганди в багаже — из гордости он не просил его выдать. Дрожа от холода, он стал размышлять. Что делать? Вернуться в Индию или остаться в Южной Африке и бороться с несправедливостями вроде той, которой он только что подвергся?

К рассвету он принял решение: «Убежать назад в Индию, не исполнив своего обязательства, было бы трусостью. Лишения, которым я подвергался, были проявлением серьезной болезни — расовых предрассудков. Я должен попытаться искоренить этот недуг, насколько возможно, и вынести ради этого все предстоящие лишения». В тот момент он и избрал свой путь. И хотя на этой дороге неизбежны были ямы, откосы и столкновения, он не сошел с нее до конца своих дней.

Десятилетия спустя, когда американский миссионер Джон Мотт попросил Ганди описать свой самый созидательный опыт, тот рассказал об инциденте в южноафриканском поезде. Момент принятия твердого решения он и приравнял к созиданию. Некоторые биографы отмечают, что Ганди совершенно не интересовался искусством. Лишь изредка он мог почитать роман, отправиться в театр или на выставку картин. У него не было ни зоркого глаза Торо, ни чуткого музыкального слуха Шопенгауэра. В Лондоне он учился танцам, но вскоре обнаружил полное отсутствие чувства ритма.

Но ошибкой было бы предполагать, что в нем напрочь отсутствовала творческая искра. Она была. Просто проявляла себя необычно. Кистью Ганди была его решительность, холстом — людские сердца. «Подлинная красота, — говорил он, — это творить добро вопреки злу». Любое насилие — следствие недостатка воображения. Для ненасилия нужно творчество. И Ганди всегда искал новые, неиспробованные способы борьбы.

Выйдя со станции метро, мы сразу же теряемся. Кайлаш спрашивает у парня-рикши, куда нам идти, но получает довольно неопределенный ответ. Еще через десяток метров мы встречаем полицейского. Он в маске — настоящей, с фильтрами. На моей фильтров нет. Я подсчитываю ущерб, нанесенный моим легким, а Кайлаш в это время спрашивает дорогу у полицейского.