Эрик Вейнер - Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Я услышал, что один хостел в Старом городе Иерусалима особенно привлекает людей с иерусалимским синдромом. Поэтому туда я и направился — и разумеется, повстречался там с голландским мессией. Лысеющий человек средних лет, неприметной наружности, он объяснил таким тоном, словно делился прогнозом погоды на завтра, что мессия придет в ближайшее время.

— И это будет голландец, такой же как я, — сказал он.

Вот оно, то, что нужно. Отлично. Именно этот кусочек записи я использую в материале. Я слушал его дальше, делал запись, но мой мозг уже отключился: он свое дело сделал. Почувствовав мое невнимание, голландский мессия внезапно умолк и уставился на меня.

— Ты, — произнес он медленно, обвиняющим тоном, — ты нетерпелив.

У меня пробежал холодок по спине. Он был прав. Для меня он был не человеком, не потенциальным мессией, а фрагментом записи на пленке. Пищей для эго. Эпизодом материала, который, как я рассчитывал, снискает мне похвалу. Я получил от него необходимое, и, как мне представлялось, наша сделка была окончена. Но не для него. Я уверен, он вообще не счел это сделкой. С его точки зрения, у нас происходил разговор, взаимный обмен вниманием, и я «зажал» свою часть.

Любые споры происходят не от недопониманий самих по себе, а из-за «категориальных ошибок». Дело не в том, что стороны по-разному смотрят на один и тот же вопрос. Они смотрят на два разных вопроса. Один человек укажет на то, что неоптимальная загрузка посудомоечной машины не позволяет ей работать на полную мощность, а второй обнаружит в этом претензию к своему важнейшему навыку, а значит — покушение на свою мужественность. Вот так начинаются войны и истерические припадки.

Слова голландского мессии больно задели меня, ведь до того я гордился своей внимательностью. Острый глаз, бдительный слух — я всегда высматривал и выискивал интересного персонажа, любопытную запись, особый звук из окружающего фона, которые добавят моему сюжету колорита. Я был сосредоточен. Но не внимателен. Я знал, что ищу, еще до того, как находил. Меня поглощали собственные желания. А это всегда опасно.

Вейль предупреждала об опасности этого корыстолюбивого нетерпения, которому я поддался в Иерусалиме. И еще кое-чего — нетерпения интеллектуального, порождаемого неуверенностью. Оно подталкивает хвататься за идеи — даже за плохие, — как утопающий будет хвататься даже за лезвие протянутого ему меча. Все наши ошибки, говорит Вейль, «получаются от того, что мы поспешно устремляем свою мысль на что-то и она, будучи таким образом преждевременно наполненной, более уже не свободна для истины».

Подобное можно наблюдать у людей, рвущихся объять некую Большую идею, которая, как они надеются, превратит их из обычных мыслителей во властителей умов. Им интереснее эффектно преподнести Большую идею, чем глубоко продумать ее. И вот они выпускают ее в мир, когда она еще не дозрела.

Такие амбициозные властители умов сторонятся тяжелого труда, которого требует внимание. Внимание трудно не в том смысле, в каком трудно дзюдо или стрельба из лука. Трудность внимания сродни трудности медитации или, скажем, родительских обязанностей. Трудности ожидания поезда. Внимание — это не навык, который можно приобрести, типа вязания или фехтования. Это состояние ума, это способ мыслить. Мы не столько учимся вниманию, сколько ориентируем себя в его сторону. И такой сдвиг возможен, лишь если остановиться, как Сократ, и отступить на шаг от собственного разума. Вейль называет это decreation , «рас-творение».

Мне больше нравится термин Айрис Мёрдок — unselfing , избавление от собственного «я». Эта английская философствующая писательница описывает один случай. Как-то она смотрела в окно, испытывая тревогу и обиду из-за неприятной реплики, услышанной накануне, и вдруг заметила парящую в небе птицу — пустельгу. «В одно мгновение все изменилось, — пишет она. — Погруженное в раздумья „я“ с его уязвленным самолюбием исчезает. Больше нет ничего, кроме пустельги. И когда я возвращаюсь к размышлениям о других вещах, они кажутся мне уже не столь важными» [107] Iris Murdoch, The Sovereignty of Good (New York: Routledge & Kegan Paul, 1970), 82. .

Любое невнимание связано с эгоизмом. Мы решаем, что происходящее у нас в голове важнее, интереснее всей прочей Вселенной. Поэтому-то нарциссы так невнимательны. Их внимание запечатано, недвижно. Внимание — наша живительная кровь, она должна двигаться по венам. Накапливать внимание — значит убивать его.