Эрик Вейнер - Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей

Сам факт существования «философа-пешехода» подвергает сомнению один из главных мифов о философии — что ум философа работает отдельно от тела. От Архимедовой «эврики» в ванне и искусного фехтовальщика Декарта до сексуальных эскапад Сартра — философия всегда подразумевала и подразумевает присутствие тела. Бестелесными не бывают ни философы, ни философия. «Больше разума в твоем теле, чем в твоей высшей мудрости», — сказал Ницше.

Возьмем такое чувство, как злость. Где она находится в момент, когда вы в ярости? Безусловно, в голове, но также и в теле, как объясняет французский философ Морис Мерло-Понти: «Я не мог представить себе злобу и жестокость, которую видел в глазах оппонента, в отрыве от его жестов, речи, тела. Все это происходит вовсе не в каком-то чужеродном пространстве, святилище вне тела злящегося человека» [40] Maurice Merleau-Ponty, The World of Perception, trans. Oliver Davis (New York: Routledge, 2004), 63. . Так же и с философией: размышляем мы не только разумом, но и телом тоже.

Я вновь сижу в блинной и погружаюсь в чтение. Вино то же, Руссо другой: теперь я читаю его последнюю, неоконченную книгу — «Прогулки одинокого мечтателя». Вещь странная, но милая моему сердцу. «Книга и о прогулках, и в то же время не о них» [41] Rebecca Solnit, Wanderlust: A History of Walking (New York: Penguin, 2000), 20. , — пишет Ребекка Солнит в своей книге об истории пешей ходьбы. Да ведь и суть самой ходьбы — и в прогулке, и в то же время не в ней.

«Прогулки», пожалуй, мое любимое произведение Руссо. Оно пронизано моральной ясностью и мудростью человека, которого изгоняли, забрасывали камнями, осмеивали, но которому уже на все наплевать. Этот Руссо уже не бунтует, не исповедуется и не готовится преобразовать мир. Этот Руссо уже успокоился.

Книга составлена из десяти прогулок мечтателя. При этом герой гуляет, так сказать, по тропинкам своей памяти, которую можно считать главной темой книги. Как мы вспоминаем приятные моменты жизни? Все так же сладки они, если смотреть на них с высоты прожитых лет, а быть может, еще слаще?

Во время пятой прогулки Руссо вспоминает, как жил на островке под названием Сен-Пьер, куда бежал под градом камней жителей Мотье. Здесь он нашел свой рай. «Счастливейшие времена моей жизни», — говорит он.

В этом месте я чуть не поперхнулся шардоне. Руссо никогда не питал иллюзий относительно своего физического и духовного здоровья и не был особенно склонен придаваться счастью. Я хочу увидеть этот остров!

Направляюсь к вокзалу. Прогулка выходит совершенно не в духе Руссо. «Ты слишком спешишь, — говорю я себе. — Не остается пространства для раздумий».

— Сосредоточься же, черт побери! — говорю я уже вслух, пугая швейцарца-прохожего.

На маленьком, но оживленном вокзале Нёвшателя я сажусь на региональный экспресс, следующий в обитель счастья Руссо. Разумеется, он отходит по расписанию. Швейцарские поезда по праву славятся своей пунктуальностью, но их холодная безупречность мало вяжется с беспорядочной, эмоциональной жизнью величайшего философа страны.

Ехать недолго, всего несколько остановок, но я все же снова раскрываю «Прогулки». «Все на земле — в беспрестанном течении», — пишет Руссо, вторя греческому философу Гераклиту с его «Все течет». Нельзя дважды войти в одну и ту же реку — река уже не та, мы не те.

Поезд так плавно движется по рельсам, что, если бы не меняющийся вид из окон, я поклялся бы, что мы вообще никуда не едем. А ведь движение, как говорит мне Руссо, — это главное в жизни. Но должно быть, только определенного рода движение: «Если движение неровно или слишком сильно, оно… разрушает очарованье грез».

Слово «неровно» тут же напоминает мне о поездках по США амтраковскими поездами вместе с Марком — философом-императором, страдающим от проблем со сном. Утомленный монотонным пейзажем Северной Дакоты, я чувствовал потребность сделать хоть что-нибудь, чтобы развеяться.

На суровых амтраковских рельсах привычные дела становятся очень трудными. К примеру, бритье. (Я попробовал лишь однажды — получилось кровавое месиво.) Ходьба тоже. Меня трясло и мотало из стороны в сторону, словно пьяного матроса. С эволюционной точки зрения что-то в этом есть. Мы ведь вышли из моря, и даже английское слово walk в XI веке означало не «ходить пешком» [42] John Ayto, Word Origins: The Secret History of English Words from A to Z (London: A. & C. Black, 1990), 539. , а «колыхаться, перекатываться» подобно морю. Только в XIII веке слово walking вышло на сушу, отряхнулось и приобрело современное значение. Слова меняются.