Роберт Штайгервальд - Введение в марксистскую философию

Ф. Энгельс поясняет в этой связи: «...согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение — это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: политические формы классовой борьбы и ее результаты — государственный строй, установленный победившим классом после выигранного сражения, и т. п., правовые формы и даже отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Существует взаимодействие всех этих моментов, в котором экономическое движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей (то есть вещей и событий, внутренняя связь которых настолько отдалена или настолько трудно доказуема, что мы можем пренебречь ею, считать, что ее не существует). В противном случае применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать простое уравнение первой степени».

Материалистическое понимание истории заключается не в том, чтобы к каждой идее просто подыскивать экономическое основание. Смешно было бы, например, усматривать непосредственное основание религиозных представлений, в какой-то части своей имеющих тысячелетний возраст, в сегодняшнем способе производства. И даже тогда, когда религиозные представления еще только возникали, их основание составляли не только экономические отношения.

В работе о Л. Фейербахе Ф. Энгельс называет в числе причин возникновения религии наряду с олицетворением сил природы то обстоятельство, что люди не имели «никакого понятия о строении своего тела», не умели «объяснить сновидений» и пришли к тому представлению, «что их мышление и ощущения есть деятельность не их тела, а какой-то особой души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти».

Все это, однако, никак не назовешь прямо экономическими корнями религии.

Или возьмем идею художественного произведения, например «Фауста» Гёте. Фауст — человек, которого не удовлетворяет исполнение любого его желания, который ощущает счастье лишь тогда, когда живет предвосхищением последствий своей деятельности. Этот образ, естественно, в известной степени является художественным воплощением идеи безудержного стремления ко все большему распространению, характерной для поднимающегося капитализма. Но было бы полной нелепостью и прямо-таки карикатурой на материалистическое понимание истории пытаться свести «Фауст» Гёте только к одной этой идее, теряя из виду все отразившееся в нем богатство тогдашней социальной жизни, содержащуюся в поэме тысячелетнюю мудрость, а также предугаданные Гёте будущие проблемы и условия человеческой жизни.

Дело, скорее, обстоит так. Все обстоятельства, определяющие общественную жизнь, следует в конечном счете свести к развитию материального способа производства. Ничто противоречащее этому развитию не способно утвердиться надолго. Поэтому главной движущей силой истории является способ производства материальных благ, охватывающий как производительные силы, так и производственные отношения. На материальном базисе общества, который они образуют, зиждется политико-идеологическая надстройка. Способ производства определяет весь образ жизни общества, которому соответствует образ мысли людей данной эпохи, их философия, право, мораль, искусство, религия. Развитие способа производства определяет развитие общества в целом. Таково основание, на котором развертывается историческая закономерность.

В заключение хотелось бы процитировать знаменитые строки, написанные К. Марксом, в которых он дал сжатое резюме нового понимания истории: «Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые отношения, так же точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных от- ношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей XVIII века, называет «гражданским обществом», и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии. Начатое мною в Париже изучение этой последней я продолжал в Брюсселе, куда я переселился вследствие приказа г-на Гизо о моей высылке из Парижа. Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко сформулирован следующим образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или — что является только юридическим выражением последних — с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественно-научной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче — от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно так же нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления. В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить, как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства, антагонистической не в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающего из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антаго- низма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества».