Герберт Маркузе - Разум и революция [Гегель и становление социальной теории]

Правда, всегда были и апологеты, заявлявшие, хотя и с некоторыми оговорками, что философ не несет ответственности за превратные истолкования своей системы. К их числу можно отнести и Герберта Маркузе, многолетнего сотрудника Франкфуртского института социальных исследований, видного представителя Франкфуртской социологической школы, одного из авторов и творцов (наряду с М.Хоркхаймером, Т.Адорно и др.) так называемой «критической теории» общества и «негативной диалектики», проповедника «великого отказа» от устоявшейся системы ценностей и ориентаций, идеолога и теоретика «неомарксизма» и «третьего пути» общественного развития.

«Разум и революция» представляет собой вторую большую книгу о Гегеле, которую Маркузе писал уже в эмиграции и которая завершает второй период его творческой деятельности [5] В вопросе периодизации творчества Г. Маркузе мы, хотя и с некото рыми оговорками, обусловленными известной эклектичностью его фило софских исканий, придерживаемся точки зрения, согласно которой его философская деятельность распадается на три этапа: первый завершается 1932 годом, когда Маркузе выехал в Женеву, а потом через Париж эми грировал в Нью-Йорк, где уже находился переместившийся туда Франк фуртский институт социальных исследований, второй вбирает в себя пе риод с 1933 по 1941 годы, знаменовавшийся выходом «Разума и револю ции*, и заключительный этап, на который пришлись такие его программные работы, как «Эрос и цивилизация* и «Одномерный человек». Пример но так же считают Р. Лэнгстон, Р. Штейгервальд и ряд других исследова телей. (первая книга представляет собой его докторскую диссертацию, опубликованную в 1932 году под названием «Онтология Гегеля и основоположение теории историчности» и свидетельству- щую о сильном влиянии М.Хайдеггера, у которого Маркузе одно время был ассистентом). [6] В ней Маркузе прямо заявляет, что «если этот труд действительно как-то способствует изложению и осмыслению проблемы (проблемы исто ричности — А. Ш ), то этим он обязан философской работе Мартина Хайдеггера». См .. Marcuse. Я . Hegels Ontologie und die Grundlegungen einer Theorie der Geschichtlichkeit. Frankfurt а. M., 1932. S. 8. В философр- кой критике «Разум и революция» оценивается довольно высоко. Эту книгу называют «лучшим произведением Маркузе», [7] Штейгервальд Р. «Третий путь» Герберта Маркузе. М., 1971. С. 8. «наиболее интересным в теоретическом отношении трудом» [8] * ТаМ же. С. 69. и даже «программным произведением Франкфуртской школы». [9] Современные зарубежные концепции диалектики. Критические очерки. М., 1987. С. 95. Вынужденная эмиграция решительным образом сказалась на мировоззрении Маркузе, сместив устоявшиеся акценты и заставив его обратиться к политической тематике. Становление фашизма, формирование идеологии национал-социализма обусловили его повышенный интерес к проблеме возможной преемственности между классическим наследием европейского гуманизма, традиционными ценностями либерализма и тоталитарными диктатурами, грозная поступь которых становилась в Европе все слышнее. В ряде статей этого периода, позднее изданных под общим заголовком «Культура и общество», Маркузе пытается выяснить, не случилось ли так, что самые принципиальные проявления духовной свободы, а именно становление протестантизма и осуществление политических революций, в силу присущих им скрытых причин привели к «снятию» самих себя в тоталитарном мышлении и тоталитарной практике? Правомерна ли мысль, что культура, сформировавшаяся в результате этих событий, в самой своей сути была аффирмативной, то есть, несмотря на кажущийся радикализм, не переставала испытывать преклонение перед якобы непреложной данностью налично сущего, будучи не в силах стряхнуть с себя завороженность этой как будто бы непреоборимой данностью? Анализируя эту проблему, Маркузе приходит к выводу, что основной порок многих построений философского идеализма, характерного для этой культуры (который, впрочем, в иных ракурсах оборачивается достоинством) заключается в том, что, верно осмысляя принцип развития как противоречие между скрытыми возможностями мира и человека и сковывающей их данностью (включая косную данность устаревших социально-политических структур), идеалистические системы «лишают это противоречие силы, утверждая его как онтологическое» [10] Магсюе. Н. КиКиг ипс! ОсБексИаЛ 1. РгапкЛт а. М., 1965. Б. 10. [11] 1Ы<1 Б. 93. в том смысле, что переносят его из области конкретной истории в запредельную сферу чистых сущностей, тем самым полагая неоправданные границы его действию и влиянию. Своеобразная «онтологизация» была предпринята уже Мартином Лютером, который утвердил религиозную свободу как внутреннюю реальность жизни духа, существующую безотносительно к социально-политической конкретике истории и дающую индивиду возможность якобы без ущерба для себя признавать непререкаемую власть внешнего авторитета. В результате этого «люди, обретшие свободу свыше четырехсот лет назад, продолжают прекрасно маршировать в единых колоннах авторитарного государства». [12] Там же. С. 223. Для Лютера христианская свобода являла собой внутреннюю ценность, реализуемую вне каких- либо социальных условий. Характеризуя аффирма- тивный характер немецкой культуры, Маркузе заявляет, что вся она в своем происхождении была неразрывно связана с протестантизмом, от которого и унаследовала неизбывное стремление к умозрению. «Культура была принципиально идеалистической, обращенной не столько к вещам, сколько к их идее. Свободу мысли она полагала прежде свободы действия, нравственность — прежде практической справедливости, внутреннюю жизнь — прежде общественной жизни человека».12 Система, разработанная Гегелем, представляет собой последнее великое выражение такого культурного идеализма, последнюю великую попытку сделать мысль прибежищем разума и свободы в трансцендентном их измерении, однако это произошло после того как Гегель, усмотрев «примирение идеи и реальности» в прусской государственности и став «должностным философом прусского государства»,13 впоследствии почти потерял веру в неколебимость Реставрации и после долгого путешествия по дорогам созидания целостной системы вернулся, как Одиссей в Итаку, в заповедные пределы умозрения.