Михаил Попов - ДИАЛЕКТИКА РЫНОЧНОГО И ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ЭКОНОМИКИ РОССИИ

На втором месте в мире по уровню производительности труда стоит Франция. Не в последнюю очередь потому, что во Франции сильно развит и планомерно организован государственный сектор экономики. Внедрение государственных программ развития науки, техники и образования позволяет увеличивать объемы производства не за счет переработок и удлинения рабочего дня и рабочей недели, а преимущественно за счет роста производительности труда. Не случайно правительство по собственной инициативе провело закон о 35-часовой рабочей неделе, заложив тем самым основу для дальнейшего прогрессивного развития. Неплохо бы и нашим новоявленным предпринимателям понять, что уставший, вымотавшийся рабочий — плохой агент научно-технического прогресса, что на "давай-давай" в современной высокотехнологичной экономике далеко не уедешь.

Кому не известен опыт так называемых "азиатских тигров", к числу которых относят Южную Корею? Но ведь чтобы догнать более передовые страны, южнокорейской экономике пришлось реализовать шесть пятилетних планов. Опыт этой страны ярко свидетельствует в пользу государственного регулирования экономики и даже прямого государственного планирования.

Но мы вполне можем обратиться и к опыту передовых в экономическом отношении регионов нашей страны. В Санкт-Петербурге и Ленинградской области руководство не уповает на стихию рынка, а разрабатываются, проводятся через законодательные собрания и соответственно финансируются городские и областные программы. На основе этих программ проводятся конкурсы на получение городских и областных заказов. Так что экономическое развитие получает по существу планомерный характер. В итоге темпы роста производства в Санкт-Петербурге и области составили в последние годы свыше тридцати процентов в год. При таких темпах нетрудно решить задачу удвоения валового внутреннего продукта.

Но, к сожалению, на российском уровне с подачи г. Грефа акцент делается не на государственное регулирование экономики, а на распродажу государственных пакетов акций приватизированных предприятий, и темпы развития российской экономики не случайно оставляют желать лучшего. А ведь задача удвоения ВВП — это всего лишь задача возвращения на тот экономический уровень, который у нас был в 1990 году.

В России до сих пор сохраняется отсталая плоская шкала налогообложения: все платят подоходный налог 13 процентов, в то время как во Франции ставка прогрессивного подоходного налога доходит до 56,8 процента. И вот денег у нас не хватает ни на образование, ни на науку, ни на культуру, ни на обеспечение здоровья населения, а без здорового, образованного и культурного работника какой же научно-технический прогресс? В то же самое время олигархи купаются в миллиардах долларов, не зная, куда их девать.

Банки у нас в России сейчас больше похожи на меняльные и ростовщические конторы. Они не столько кредитуют хозяйственные организации, сколько собирают деньги с юридических лиц за то, что те держат в банках деньги. А должно быть все наоборот: банк должен платить за пользование чужими деньгами. Но для этого он должен эффективно кредитовать производство. А это, в свою очередь, требует понижения ставки процента, что упирается в высокую ставку рефинансирования Центробанка, и мы снова уперлись в проблему государственного регулирования.

Россия, как говорится, продолжает носить выкинутые Европой шляпки и пытается в современную эпоху руководствоваться залежалыми рецептами монетаристов. Вот и буксует наша экономика. Давно пора выбросить вон этот старый хлам.

Объективные процессы отрицания стихийного рыночного регулирования долгое время не находили своего отражения в буржуазной экономической литературе. Доказанная К. Марксом в "Капитале" неизбежность экономических кризисов просто игнорировалась буржуазными теоретиками по принципу: "если факты противоречат теории, тем хуже для фактов". Между тем кризисы перепроизводства на фоне недопотребления низов повторялись с завидной регулярностью. Буржуазные экономисты между тем продолжали строить радужные прогнозы в отношении будущего экономического развития. В Гарварде образовалась целая школа, которая рассчитывала показатели будущего экономического развития, нимало не считаясь с тем, что эти расчеты предполагают бескризисное развитие, а вот с этим — то дело обстоит из рук вон плохо. Приближался роковой для мирового капиталистического хозяйства 1930 год, а Гарвардские барометры на перспективу показывали "ясно".