Эрик Хобсбаум - Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск 1.

Коршобъяснил некоторое отступление от марксизма в следующий за 1848 годом период (в смысле исторического материализма), исходя из объективных условий существования рабочего движения после поражения революции 1848 года и падения Коммуны (1871) [65]. Связь марксистской критики экономики с материалистической теорией эволюции, открытая Каутским (и отчасти Энгельсом в его последних работах), являла собой то теоретическое преимущество, что давало еще слабому и неуверенному в себе пролетариату веру в победу и осознание себя как класса. Кроме того, распространение марксизма на «теорию общего понимания мира» способствовало большему сплочению социал-демократии, исключительно пестрой по своему социальному составу.

Бернштейн рвет и эту связь. Несмотря на критику в его адрес, заслугой Бернштейна остается то, что он энергично выступил в защиту необходимости поднять культурный уровень и развить способности рабочих вплоть до уровня, требуемого для осуществления ими конкретного руководства производством. Его соратник Пауль Кампфмайерв 1902 году писал:

«Внутренняя эволюция рабочих, упрочение сознания собственных способностей, их решительная деятельность, их пригодность к руководству производством – вот, без всякого сомнения, те моменты, которые следует учесть, планируя социальную политику. …Не неосознанные экономические силы порождают общественный социалистический порядок через диалектические стадии внезапных изменений, а люди, отдающие себе отчет в своих действиях, придают форму этому порядку согласно выработанному плану» [66].

Конечно, Бернштейн не мог отрицать значения политической демократии для повышения политической сознательности и развития организационной способности рабочего класса; тем не менее, даже чрезмерно переоценивая демократию – вследствие идеализации британской демократии, – он всегда (и энергично) настаивает на необходимости демократизации прусской конституции и преобразования Германской империи в парламентское государство, как это подчеркивал Энгельс в своей критике Эрфуртской программы. Не доведенные до крайней нищеты пролетарские массы – таков тезис ревизионистов, – а сознательные, хорошо организованные и политически активные промышленные рабочие сделают возможным утверждение социализма. Пауль Кампфмайерпишет:

«Бедность и нищета, когда они вышли за определенные границы – о чем можно судить уже по внешнему виду, – более не действуют на безработного и на того, кто впал в нищету, как революционный или реакционный факторы. Они не побуждают его к мужественным действиям, а повергают в мрачное отчаяние и полное бессилие. Не тот, кто впал в нищету, а рабочий с конкретными целями становится в большинстве случаев социал-демократом. Экономически деградирующий пролетариат может сломаться в классовой борьбе и, осознав собственное бессилие, сложить оружие перед лицом буржуазии. Окрепший экономически рабочий класс, воодушевленный своей возросшей экономической силой, может перейти ко все более активным действиям против буржуазии» [67].

Принимая в этом случае в расчет готовность буржуазии к компромиссу (гораздо меньшую, чем та, на которую рассчитывали Бернштейн и Кампфмайер), можно считать реалистическими гипотезы касательно связи между обнищанием и способностью рабочего класса к борьбе.

Бернштейнианскийревизионизм опирался в основном на профсоюзных функционеров и руководителей социал-демократии Южной Германии. У них оказалось достаточно сил, чтобы воспрепятствовать изгнанию из партии старого друга Энгельса, но недостаточно, чтобы навязать партии ревизию марксистской теории. Лишь в Герлицкойпрограмме СДПГ (1921), в разработке которой Бернштейн сыграл решающую роль, были полностью приняты концепции ревизионизма. После объединения социалистов большинства с правым крылом НСДП был тем не менее достигнут еще один компромисс (как в Эрфурте) с Гейдельбергскойпрограммой (1925), в которой марксистские принципы являлись не столько основой практических директив, сколько их маскировкой.

Из всех критиков Бернштейна лишь Роза Люксембург, внимательно изучая связь между реформами и революцией, подчеркнула абсурдность их жесткого противопоставления. Это была последовательная линия анализа Розы Люксембург экономического развития капитализма, который привел ее к разработке одной из первых теорий империализма.