В эту минуту Жюли закричала так, что Адриан, вздрогнув, выронил карандаш, и тот, мгновенно отскочив от его ботинка к отверстию между прутьями ограждений балкона, провалился в щель и несколько мгновений спустя с лёгким стуком упал на шиферную крышу подвала — четырьмя этажами ниже. Пробормотав полушёпотом несколько фраз, не делавших чести филологу, Адриан со вздохом засунул блокнот в карман и несколько минут сидел неподвижно. Потом резко поднялся и, распахнув дверь, вошёл в комнату.
Веня Шелонский, всегда выходивший из блудных игр намного раньше других и страшно из-за этого комплексовавший, моментально почуял что-то неладное. Он поспешно натянул джинсы и пуловер и, отодвинувшись в угол, настороженно наблюдал за тем, как Парфианов располагался на своей развороченной шлюхами постели с толстым фолиантом.
Вениамин давно подметил эту странность: Книжник, если хотел выразить презрение к мужчине, неизменно ронял слово «фигляр», подлинно не любя позёрства и презирая подмостки, но сам при этом отличался артистизмом поистине бесподобным. Сейчас, шестым чувством уловив, что Книжник в бешенстве, Веня напрягся. От Парфианова можно было ждать чего угодно, и Шелонскому это было известно, как никому другому.
Адриан же в свете небольшого ночника, казалось, погрузился в чтение. На его лице медленно проступило затаённое недоумение. За суетой ликвидации последствий гульбища выражение его лица было замечено не сразу. Однако, когда Лаанеорг и Вершинин расселись с пивом на одной из кроватей, а девицы расположились рядом на другой, на Парфианова было обращено всеобщее внимание, ему из вежливости был задан вопрос, о чём это он задумался?
Шелонский закусил губу. Он понял, что скандала Книжник не закатит, но отыграется иначе. Это было ясно и из подрагивающей на виске Адриана голубой вены, и кривоватой ухмылки, и взгляда, слишком приветливого.
Вениамин не ошибся. Книжник поднял глаза и тихо ответил, что прочёл по курсу романо-германской литературы уже десяток английских романов девятнадцатого века и пребывает в недоумении.
— Раньше для мужчин, живших вне Лондона и крупных городов, где были публичные дома, не существовало практически никаких возможностей для блуда. Оставался только брак. Или онанизм.
Все молчали. Вершинин и Лаанеорг переглянулись. Они считали Книжника психом и сукиным сыном, но не до такой же степени? Поднятая тема была просто неприлична. В доме повешенного не говорят о верёвке. Впрочем, они-то как раз оказались в доме палача.
— А ты уверен, что романы правдивы? — насмешливо поинтересовался Вершинин.
— Да ведь это я вычитал между строк. Романы — просто бытовые зарисовки тех лет, речь-то там совсем о другом.
— И что тебя гнетёт? Радуйся, что живёшь в иные времена, — усмехнулся Веня.
— Я просто подумал, — глаза Парфианова в гнетущей скорби уставились на Шелонского и Вершинина. В глубине радужной затанцевало пламя, и Веня понял, что Книжник кривляется от души, — я просто подумал, что живи я в те времена, я мог бы тогда… полюбить женщину.
Ванда Керес была слишком занята своими мыслями. Сынок декана предложил ей встретиться завтра вечером у него дома. Это пахло зачётом. Но Жюли Левитина расслышала Парфианова и, хоть была блондинкой, прекрасно поняла его. «Гадина». «Урод».
Это была неправда. Парфианов был, в общем-то, хорош собой, во всяком случае, черты имел подлинно патрицианские. Нездешние какие-то, что встречались иногда на старинных портретах. Разве что взгляд был тёмный и сумрачный. Зрачок терялся в тёмной радужке, и, имея привычку внимательно вглядываться в собеседника, Адриан многих смущал. Сейчас он обратился к Шелонскому так, словно они были одни.
— Как это удивительно, наверное… любить. Дарить цветы, говорить комплименты. Знаешь, я им, в девятнадцатом веке… позавидовал. Слова-то какие… — он пролистал бледными пальцами страницы, — ухаживать, возбудить первый пыл в юном сердце, добиваться взаимности. Подумать только! О чем это они, а? Добиваться женщины? Как это? Ты можешь себе такое представить, Вень? — подлец явно намекал на то, что присутствующих тут дам их полнейшей доступности добиваться совершенно излишне.
Его поняли все, но никто не произнёс ни слова, Лаанеорг, что-то пробормотав о завтрашней консультации, потянулся с пустой бутылкой пива на выход. За ним двинулся и Вершинин. Ни слова не говоря, схватив сумки, в коридор выскочили, хлопнув дверью, девицы. Появившийся из душевой Мишель Полторацкий, с головой, обмотанной полотенцем, поинтересовался, где их очаровательные дамы? Узнав, что все откланялись, возмутился. «Чёртовы шлюхи, а ужин кто сготовит?» Ему было предложено ретироваться на кухню и самому что-нибудь сообразить.
Читать дальше