Тимоти Мортон - Стать экологичным

Есть ли конец у песни, которую мы взяли у Иезекииля, песни о костях? Я имею в виду Иезекииля, того самого проповедника религии агрокультурной эпохи, который желает, чтобы силой Господа части снова воссоединились в чудесное целое. Но можно ли на самом деле остановить взрывное расширение всей этой «связности»? Представим себе словарь. Значение отдельного слова — связка других слов. И так далее: вы можете посмотреть в словаре каждое из них. Вы проверяете значение одного слова за другим. Но что, по-вашему, произойдет в итоге? Вернетесь ли вы к первому слову, описав правильную окружность? Или же ваше путешествие будет похоже скорее на изломанную спираль? Даже если вы случайно вернетесь к первому слову, будет ли ваш путь похож на круг? Не думаю. Более того, я думаю, то же самое случится, если рассмотреть, как связаны друг с другом формы жизни.

Есть одна очень глубокая причина, по которой, когда исследуешь вещи с непривычной (для людей) точки зрения, они становятся странными — в том смысле, что вам нужно включить в свое описание собственную точку зрения, подобно Нео в «Матрице», который трогает зеркало и обнаруживает, что оно липнет к пальцу и отстает от стены, когда он пытается убрать руку [20] Фильм «Матрица» («The Matrix » ), реж. Лана и Лилли Вачовски (Warner Brothers, Village Roadshow Pictures, 1999). .

Нечто похожее происходит во сне. Когда вам снятся всякие мерзкие твари, ползающие по потолку и падающие на вас, у вас есть определенное чувство или установка (или как там ее назвать) по отношению к насекомым — возможно, это ужас или отвращение, к которому примешивается странная отстраненность. Точно так же и в рассказе есть то, что происходит (нарратив), и то, как происходящее рассказывается (нарратор, который может быть единичным, множественным, человеческим, нечеловеческим и т. д.). Два этих аспекта образуют многообразие . Когда мы смотрим на «вещь», мы забываем, что «вещь» — просто часть такого многообразия. Нет никакого «меня» и сторонней «вещи», к которой я тянусь своим восприятием, так же как мог бы протянуть руку к банке с бобами в супермаркете. Однако мы, видимо, пытались построить наш мир на манер супермаркета, в котором было бы полно вещей, до которых можно дотянуться и заграбастать.

Когда мы живем так, словно верим в дуализм субъекта и объекта, который как раз и представляет собой модус, в котором мы обычно мыслим мир (даже если придерживаемся его бессознательно), возникает одно следствие: нам сложно принять то, что на самом деле логичнее и в конечном счете понятнее. Когда вы анализируете кошмар, выясняется, что насекомые и чувства, к ним испытываемые, в равной мере составляют аспекты вашего сознания. Возможно, насекомые — это неприемлемые мысли, которые вы как раз начинаете осознавать. Сильная сторона психоанализа и некоторых духовных традиций, таких как буддизм, в том, что они позволяют нам усвоить следующую идею: мысли и тому подобное не являются всецело «вашими», и это в каком-то смысле путь к освобождению, поскольку значение имеет не то, что вы, собственно, думаете, а то, как вы думаете. Вам известно, что факты никогда не существуют просто «где-то там», как консервы, которые терпеливо ждут, пока их заберут. Вам известно, что идеи служат кодами для установок, поскольку идеи всегда предполагают определенный способ их мыслить , то есть установку, и этим объясняется то, как работает пропаганда. Рассмотрим очень простой пример: термин «пособия» вызывает чувство презрения к их получателям, в отличие от слова «льготы». После 2010 года британской Консервативной партии удалось склонить почти все средства массовой информации к тому, чтобы говорить «пособия», а не «льготы», в результате чего к их сокращению стали относиться равнодушнее. Именно по этой причине замечательным упражнением, обучающим тому, как не вестись на пропаганду, выступает чтение поэзии. Дело в том, что стихотворение не то чтобы хорошо объясняет, как следует отнестись к идеям, в нем представленным. Если я говорю: «Иди сюда!» — понятно, что я имею в виду, но если я говорю: «Это старый моряк» [21] Имеется в виду «Поэма о старом моряке» («The Rime of the Ancient Mariner») С. Кольриджа. — Примеч. пер. , — вы можете растеряться. Благодаря чтению поэзии появляется определенное поле для маневра между идеями и способами их разделять. В свою очередь, пропаганда устраняет это поле.

Если начать думать о биосфере как о тотальной системе взаимодействий между формами жизни и средами их обитания (в большинстве случаев это просто другие формы жизни), похожей на то, что происходит в голове спящего человека, начнут происходит всякие интересные вещи. В подобной биосфере всё является симптомом биосферы. Нет ничего «постороннего», что не соотносилось бы с определенной позицией внутри нее. Я не могу подавить свои мысли, поскольку они всё равно проявятся в моих кошмарах в виде мерзких насекомых. Я не могу избавиться от ядерных отходов, спрятав их под какой-нибудь горой. Если расширить используемый пространственно-временной масштаб вплоть до момента, когда гора развалится, выяснится, что на самом деле я не сумел спрятать отходы раз и навсегда. В мире экологического сознания невозможно замести сор под ковер.