Эдвард Бэнфилд - Моральные основы отсталого общества

То или иное качество иногда признавалось полезным или опасным для семьи в зависимости от того, с кем отождествлял себя респондент. Отождествляя себя с разными сторонами, респонденты делали разный выбор, хотя и руководствовались при этом одним и тем же критерием. Так, некоторые из тех, кто в вопросе 18 выбрал вариант а, поступили так потому, что отождествляли себя с завистником, а не с объектом зависти, рассуждая приблизительно так: «Я, безусловно, предпочту быть завистливым и при этом изменить в лучшую сторону положение своих детей». Но и отождествляя себя с завистником, некоторые респонденты делали другой выбор, так как думали о губительной силе зависти: «Я предпочту вариант б, потому что недаром ведь говорят, что человек от зависти лопается, то есть когда человека снедает зависть к соседям, у него остается меньше сил на то, чтобы тянуть детей, поэтому лучше оставить их в покое и никому не завидовать». Результаты были бы точнее, если бы в каждом вопросе пояснялось, о ком идет речь, например «что лучше, отец, который…» или, скажем, «сосед, который…».

Как видно из истории, рассказанной в ходе ТАТ, девушки в подобных случаях не полностью беззащитны: «Одна девушка пятнадцати лет полюбила парня, и полюбила его очень сильно, но ее родители были против этого брака. Она долго ломала голову, как ей быть, и в конце концов решила совершить дурное, чтобы заставить родителей дать согласие на женитьбу. Как она решила, так и сделала. Когда родители узнали, что у их дочери скоро должен родиться ребенок, он дали согласие и постарались поскорее сыграть свадьбу. А потом все были очень счастливы» (7).

Когда Пиноккио обнаружил, что превращается в осла, он воскликнул: «Ах, я несчастный! Ах, я несчастный!» «Мой милый, – попытался утешить его Сурок, – что поделаешь! Это определено судьбой. Ибо написано в книгах мудрости, что все ленивые мальчишки, которые отвернулись от книг и учителей… раньше или позже должны стать ослами». «Но я не виноват! – сказал Пиноккио. – Поверь мне, Сурок, виноват один Фитиль… Я хотел вернуться домой, хотел стать послушным… но Фитиль сказал: „Зачем тебе нужно забивать себе голову учением?“» «А почему ты послушался совета этого неверного и плохого друга?» «Почему?.. Мой дорогой Сурок, потому что я Деревянный Человечек, лишенный разума» [рус. пер. Э. Г. Казакевича].

Даже эти принципы действуют не всегда. Еще поколение назад в Монтеграно нередко бросали детей, даже рожденных в браке. Более того, в период активной эмиграции отцы семейств, перебравшись в Новый Свет, часто так и не вывозили туда жен и детей. Постоянные разговоры об обязанностях перед семьей, как и разговоры о долге женщины хранить невинность, могут отражать неуверенность в непременном следовании этим принципам.

Некоторые правонарушители, возможно, были чужаками, приехавшими в Монтеграно на ярмарку. Не исключено также, что какое-то число жителей Монтеграно нарушали закон где-то еще. В судебном округе, в который вместе с Монтеграно входит еще восемь коммун с общим населением 20 000 человек, в 1954 году арестовано по обвинению в: убийстве – 0; похищении человека – 0; изнасиловании – 0; краже – 131; оскорблении действием – 124; пьянстве – 17; клевете – 32; нарушении границ частной собственности – 191; незаконном выпасе скота – 58.

По словам Прато, когда-то в Монтеграно были ведьмы, которым ничего не стоило погубить всю семью целиком, но сейчас они все уже поумирали. С ним не согласны некоторые земляки, в том числе две или три старые колдуньи, которые предлагают за деньги наложить или снять заклятие и утверждают, что в зависимости от надежности заклятие бывает: 1) «связанное» (legato) – оно, как узел, его легко развязать; 2) «закопанное» (sottoterra) – это снять труднее, но если копать (образно выражаясь), раскопаешь источник зла; 3) «утопленное» (annegato) – еще более надежное, но, в принципе, тело утопленника тоже можно найти; и 4) «сожженное» (bruciato) – тут дело совсем безнадежное, ведь того, что пожрал огонь, уже не вернуть.

Если верящему в колдовство не помогают лекарства, прописанные доктором Джино, он делает вывод, что его болезнь относится к компетенции магического, а не медицинского искусства, и идет лечиться к колдунье. Но сначала все же обычно обращаются к врачу. В связи с этим Дж. С. Макдональд пишет мне: «В Калабрии тоже все меньше верят в ведьм и дурной глаз. Колдовство здесь обычно используют, когда не помогли „рациональные“ методы, или в дополнение к ним». Даже те, кто высмеивает и презирает колдуний, склонны отдавать дань распространенным суевериям. Одно из самых интересных в контексте этой главы суеверие заключается в том, что любое завистливое замечание – даже сделанное с целью польстить – наносит вред объекту зависти. Так, одна мать рассказывала в женском обществе, что, когда она кормила грудью второго ребенка, молока у нее было так много, что, чтобы не испачкать одежду, ей приходилось надевать резиновую прокладку. Однажды в гостях у подруги молоко полилось у нее из груди и лилось до тех пор, пока на полу не образовалась целая лужа. «Какая же ты счастливица, – сказала подруга. – А у меня молока в груди ни капли». Придя домой, женщина обнаружила, что молоко у нее иссякло. Оно так больше и не появилось, и следующих своих детей она кормить грудью не могла.