Николай Кузанский - Сочинения в 2-х томах. Том 2

Но все же, когда я читал наставнику, что противнику были переданы книжки «Ученого незнания», я заметил, что он тихонько вздохнул. На мой осторожный вопрос о причине этого он ответил: «Кто внимательно изучал великих мудрецов древности, знает, как они остерегались, чтобы тайна их учений не попала в руки невежд. И Гермес Трисмегист Асклепия, и Дионисий Ареопагит Тимофея учили тому же, что заповедал нам Христос: Он запретил бросать перед неразумными свиньями жемчуг, под которым нужно понимать царство божие. Так же Павел не считал возможным открыть то, что он увидел, будучи восхищен из здешнего в третий, умопостигаемый (intellectibile) мир. Причина этому всюду одна: где не могут вместить [тайну], там она не только не приносит плодов жизни, но, став предметом поношения, делается причиной смерти. А больше всего они учили остерегаться, чтобы сокровенное не сообщалось умам, скованным авторитетом застарелой привычки. Правила старинного благочестия имеют такую силу, что у многих легче вырвать жизнь, чем эту привычку, как мы видим у преследуемых иудеев, сарацин и других упорных еретиков: предрассудок, закрепленный давностью времени, они превратили в закон, который предпочитают жизни. Теперь преобладает аристотелевская школа, которая считает совпадение противоположностей ересью, в то время как его допущение — начало восхождения к мистической теологии; вот представители этой школы и отбрасывают этот метод как совершенно нелепый и якобы противоположный своей собственной цели; и было бы похоже на чудо, как и изменение школы, если бы, отбросив Аристотеля, они смогли подняться на более высокую ступень».

Так говорил наставник, но я не все уловил и записал. Я все время побуждал его, чтобы пока я буду читать ему «Невежественную ученость» — он воодушевился к ее опровержению. Но он не спешил и казался мне более медлительным, чем мне хотелось бы. Дело в том, что ему это сочинение не показалось столь значительным, чтобы его стоило читать или опровергать. В подтверждение того, что разумному человеку не к лицу прилагать старания для опровержения невежд, он привел слова Дионисия из 11-й главы книги «О Божиих именах», где тот говорит, что Павел, утверждавший для Бога невозможность не знать себя, был обвинен магом Элимой в отрицании всемогущества Бога. [13] Бог не может не знать себя· — · так Николай формулирует проблему «может ли Бог отречься от себя», см. Дионисий. О Бож. именах 8, 6; ср. 2 Тим. 2, 13. Собираясь опровергать его, Дионисий говорил, что он очень боится быть осмеянным как безумец, трудящийся над уничтожением построенных на песке и непрочных сооружений играющих детей. Мага он назвал подражателем неопытных борцов, которые часто убеждают себя, что противники их слабы, и храбро сражаются против отсутствующих, изображая битву: неослабно поражая бесполезными ударами воздух, они считают, что преодолели самих противников, и трубят о своей победе, даже не изведав их сил. Это, сказал наставник, очень напоминает и наш случай. Но тут я заметил, что Дионисий тем не менее опроверг неверные заключения этого мага; наставнику пришлось согласиться.

Так я победил его кротость, и единственно для нашей собственной пользы он разрешил мне прочитать выдержки. Я прочел введение со словами Давида: «Остановитесь и познайте, что Я Бог» — и следующее, где говорится, что Бог хочет, чтобы мы отдали Ему свои помышления (otium), и приказывает нам направить наше созерцание на Него, не останавливаясь на одном лишь надмевающем нас научном рассмотрении, от которого, по его словам, произошло греческое название демонов [14] Остановитесь и познайте — Пс. 45, 11. В пер. Семидесяти «остановитесь» — scholasate; греч. schole «покой, свободные занятия, научная школа» пo-лат, передавали через otium. Греческое название демонов Августин (явно по Платону, Крат. 398b) ведет от daemon «искушенный», подчеркивая, что знание без любви «надмевает» (см. Прост, о мудр. I, 1 и прим. 1). , но ничем другим не занятое созерцание устремляя к тому, что поистине есть Бог; что Он есть полное успокоение всех наших порывов; что «Я — Бог» — где обособительное «Я» явно отделяет всякое творение от божества, отличая Бога от всякого творения, — говорится потому, что Бог есть именно творец, а не творение. Все это Венк заключает следующими словами: «Задача «Невежественной учености», занимающей наш ум, обусловлена необходимостью оспорить «Ученое незнание»». Взмахом руки дав знак замолчать, наставник заговорил тихим голосом: