Игорь Гарин - Ницше

Нет книги, которая была бы написана с такой жаждой, с таким болезненно-судорожным, лихорадочным ожиданием ответа, как последние монументальные памфлеты Ницше: подобно Ксерксу, повелевшему бичевать непокорное бездушное море, он в своем безумном вызове пытается разбудить тупое равнодушие скорпионов своих книг. Ужасный страх, что он не успеет снять жатву, демоническое нетерпение сквозит в этой жажде ответа. И после каждого взмаха бичом он медлит мгновение, изгибается в нестерпимом напряжении, чтобы услышать вопль своих жертв. Но ни звука вокруг. Не слышно отклика в мире «лазурного» одиночества. Словно железный обруч, стискивает молчание его горло, и самый ужасный вопль, какой раздавался на земле, не в силах его сломить. И он чувствует: нет Бога, который мог бы вывести его из темницы последнего одиночества.

Ницше, считавший самого себя роком, всю жизнь испытывал на себе всю трагичность человеческой судьбы, последняя издевка которой дала себя знать на пороге безумия. Рок, никогда не щадивший честолюбия этого великого человека, не дал ему насладиться славой: безумие поразило гиперборейца именно тогда, когда эта ветреница стояла на пороге… Георг Брандес уже собирался издать свои лекции о творчестве Ницше, Август Стриндберг прислал ему теплое письмо («В первый раз я получил отклик мировой и исторический», — написал он П. Гасту), в Париже Ипполит Тэн нашел ему редактора и издателя Бурдо, в Петербурге собирались переводить его книгу о Вагнере, один из старых друзей передал ему 2000 франков от неизвестного поклонника, пожелавшего подписаться на издание его книг. С той же целью тысячу франков прислала Ницше одна из старых приятельниц…

Может быть, на пороге ночи он все-таки ощутил сладкое счастье, о котором так мечтал?..

Д. Алеви:

Мы не знаем о том, как прошли его последние дни. Он жил в меблированной комнате, в семье небогатых людей, у которых, по его желанию, столовался. Он редактировал «Ессе Ноmо» , дописал к основному тексту post scriptum, потом дифирамбическую поэму. В это же время он работал над новым памфлетом « Nietzsche contra Wagner ». «Прежде чем выпустить в свет первый том моей большой работы, — писал он своему издателю, — надо приготовить публику, надо привлечь ее внимание, или ее постигнет та же судьба, что и Заратустру…» 8 декабря он пишет Петеру Гасту: «Я перечитал „ Ессе Ноmо“ , я взвесил каждое слово на вес золота, книга буквально делит историю человечества на две части. — Это самый страшный динамит». 29-го декабря он пишет своему издателю: «Я присоединяюсь к Вашему мнению: не будем издавать „ Ессе Ноmо“ в количестве тысячи экземпляров; неблагоразумно издавать в Германии тысячу экземпляров книги, написанной столь высоким стилем. Во Франции, я вам говорю серьезно, я допускаю 80 000–40 000 экземпляров». 2‑го января он снова пишет письмо (буквы большие и бесформенные): «Возвратите мне поэму — вперед с Ессе »!

Явные признаки сумасшествия появились в конце 1888 года. Ему начали мерещиться кошмары, исходящие от военной мощи Германской империи. В последних своих книгах он бросал вызов династии Гогенцоллернов, Бисмарку, германским шовинистам и антисемитам, церкви — теперь его ждет неминуемая месть, кара. Как бы упреждая угрозу, он пишет — уже оттуда — Бисмарку и Вильгельму II:

Его светлости князю Бисмарку. Я оказываю честь первому государственному мужу эпохи, оповещая его о моей вражде пересылкой первого экземпляра «Ессе Ноmо». Прилагаю второй экземпляр: вручить сей молодому кайзеру было бы единственной просьбой, которую я когда-либо вознамерился бы поднести князю Бисмарку.

Сим я оказываю кайзеру немцев великую честь, которая может выпасть на его долю, — я пересылаю ему первый экземпляр сочинения, в котором решается судьба человечества. Здесь начинается мгновение глубочайшего самоосмысления — последствия будут невероятными, они будут просто ужасными; в настоящий же момент установлен паритет всех сил. К счастью также великое решение , новый путь, знание цели…

Подписи под другими письмами — Цезарь, Феникс, Антихрист, Дионис, Распятый…

Ф. Ницше — Г. Брандесу:

После того как ты открыл меня, невелико было искусство найти меня: трудность теперь заключается в том, чтобы потерять меня.

Ф. Ницше — П. Гасту:

Спой мне новую песнь: мир просветлен, и небеса ликуют.

Ф. Ницше — Я. Буркхардту:

С Вильгельмом, Бисмарком и всеми антисемитами покончено.