Игорь Гарин - Ницше

Величайший порок культуры — консервация истины, авторитаризм типа: «Я, Платон, есмь истина». Древнейшее из заблуждений — само существование «истинного мира», тормозящего развитие. Упразднение «истинного мира» и его апологетов-кумиров — это возвращение человеку его достоинства, права на новое строительство, обретение человеком ответственности перед миром. Не кумиры и «истинный мир», но свобода выбора, не метафизическая мораль, а полнота жизни и воля к могуществу.

Одержимый пафосом «свержения» кумиров, Ницше низвергает носителей «современных идей», выстраивая ряд современников — Ренан, Сент-Бёв, Джорж Элиот, Жорж Санд, братья Гонкуры, Карлейль, Дарвин… Хотя хлесткие характеристики Ницше не всегда справедливы, порой болезненны, может быть, объяснимы болезнью, ход мысли вполне понятен: за масками современности все они так или иначе скрывают иезуитское нутро, трусость и нерешительность, псевдообъективность, мстительность, внутреннюю испорченность…

Особо нетерпим Ницше к Джону Стюарту Миллю, считавшему долгом человека добиваться победы добра и исчезновения зла. «Я ненавижу вульгарность этого человека, когда он говорит: „Что правильно для одного человека, то правильно и для другого“». Основываясь на этих принципах, охотно установили бы все человеческие отношения на взаимных услугах, так что каждое действие являлось бы платой наличными за что-то, сделанное для нас. Эта гипотеза низка до последней степени. Здесь принимается не требующим доказательства, что имеется некоторый род равенства ценности моих и твоих действий.

Особую ненависть вызывают у Ницше современники, тяготеющие к социализму. Декларируя на словах идеалы равенства и свободы, они прячут за ними свою «волю к отрицанию жизни». Социализм, пишет Ницше, «до конца продуманная тирания ничтожнейших и глупейших, то есть поверхностных, завистливых, на три четверти актеров». Социализм — это внутренний анархизм, отсутствие чувства ответственности перед собой, болезнь, ищущая выхода в «благородном негодовании», дающая простор извращенному чувству власти. Это концентрация мести, страстное желание сделать такими же несчастными всех окружающих: «„Если я каналья, то и ты должен ею стать“ — с такой логикой совершают все революции».

Возвращаясь в «Сумерках кумиров» к проблеме трагического, к определению дионисийства, Ницше писал:

Подтверждение жизни даже в самых непостижимых и суровых ее проблемах; воля к жизни, ликующая в жертве своими высшими типами собственной неисчерпаемости — вот что назвал я дионисовским, вот в чем угадал я мост к психологии трагического поэта. Не для того, чтобы освободиться от ужаса и сострадания, не для того, чтобы очиститься от опасного аффекта бурным его разряжением — так понимал это Аристотель, — а для того, чтобы, наперекор ужасу и состраданию, быть самому вечной радостью становления — той радостью, которая заключает в себе также и радость уничтожения…

Пессимистической мудрости Ницше противопоставляет трагическую, жизнеутверждающую, становящуюся:

Та новая партия жизни, которая возьмет в свои руки величайшую из всех задач, — более высокое воспитание человечества и в том числе беспощадное уничтожение всего вырождающегося и паразитического, сделает возможным на земле тот переизбыток жизни, из которого должно снова вырасти дионисовское состояние.

Едва завершив в спешке «Сумерки кумиров», он решает наконец взяться за «Опыт переоценки всех ценностей». Он придумывает новые названия: «Мы имморалисты», «Мы гиперборейцы». Менее чем за месяц он пишет первую часть, «Антихриста», и одновременно завершает работу над «Дионисийскими поэмами». Работа несет на себе следы той спешки, которая может быть объяснена уже явными предчувствиями близкого конца, о котором он говорит сам:

Солнце садится! Скоро, мое сожженное сердце, ты уже не будешь болеть! В воздухе чувствуется прохлада, я ощущаю дыхание неведомых уст, надвигается сильный холод…

Эта ночь, не бросила ли она на меня тайного соблазнительного взгляда? Сердце мое, крепись! Не спрашивай зачем! Вечер моей жизни настал!.. Солнце зашло.

В «Антихристе» христианским ценностям противопоставляются обретенные самим Ницше: Христу — Дионис, «спасению» — «вечное возвращение», состраданию — страдание, христианскому «обожению» — сверхчеловек. В основание собственной философии, как следует из «Антихриста», Ницше кладет: