Вернер Хамахер - Minima philologica. 95 тезисов о филологии; За филологию

24. Филология, фил алло логия, фил а логия.

25. Еще раз, иначе: филология – это склонность языка к тому языку, который в свою очередь склонен к нему же или к другому. Поэтому филология – склонность к языку как к склонности. Ей нравится в языке своя способность любить – своя и своя собственная. Язык – это самоаффектация самого себя в ином. Филология – это филофилия.

Любит.и не любить себя филология может только потому, что не она сама любит себя и не любит. Всякий раз она любит другую, и всякий раз та, кого любят, оказывается другой. Значит, она должна любить и не-любить и не-быть-любимой. Она – филология своей мизологии.

26. Филология – это язык сам-треть. Сам-четверт [18] Ср. заголовок стихотворения Пауля Целана из сборника «Роза никому», «Selbdritt, selbviert» («Сам-треть, сам-четверт»). Ср. «Втроем, вчетвером» в переводе Марка Белорусца, Целан 110–111. . Четвертая стена на сцене ее отношений открыта.

27. Но именно особое свойство языка заботиться только о себе самом никому не известно. Потому он и есть загадка столь чудесная и плодотворная – ведь тот, кто говорит просто ради того, чтобы говорить, изрекает самые замечательные и самобытные истины […] Отсюда же происходит и ненависть, которую питают к языку иные серьезные люди. Они замечают его озорство […] (Новалис, «Монолог») [19] Novalis, 426. .

28. Из-за того, что у нее нет власти ни над языком, ни над самой собой, филология не может быть устроена как рефлексивное самосознание языка. Она изначально – вне себя. Она забывает себя. Предаваясь своему предмету, языку, она должна сама допустить свое собственное забвение.

29. Так же, как забвение языка [Sprachvergessenheit] [20] Термин Х.-Г. Гадамера. Он выдвигает гипотезу, что вся западноевропейская философия основывается на «забвении языка», под которым он подразумевает несправедливое низведение роли языка до простого инструмента мышления. Гадамер считает, что язык занимает подчиненную мышлению роль со времен Платона. См. главу «Язык и verbum» в книге «Истина и метод. Основы философской герменевтики». Перевод А. А. Рыбакова. принадлежит самому языку, забвение филологии принадлежит филологии. Только в силу своего самозабвения она способна следовать за языком, не приводя его к форме знания; только в силу своего самозабвения она расположена к тому, чтобы принимать форму науки, а точнее – онтологии; только в самозабвении она, однако, также исторична и способна на временны́е трансформации: всегда при [an] другом языке, всегда при других формах, в которых закрепляется его инаковость, всегда при- и ан онтологически.

30. У Платона еще нет разделения между philólogos и philósophos. Позднее philólogos тот, кто черпает из книг, philósophos тот, кто черпает из себя самого. […] В конце XIV и в XV в. […] юрист, медик, теолог и т. д. были одновременно и филологами (Ницше, «Энциклопедия филологии») [21] Фрагмент под этим названием, датированный 1869 годом, опубликован посмертно среди прочих черновых записей в критическом издании полного собрания сочинений Ницше. Nietzsche 193. .

31. Не может существовать истории филологии, которая не была бы историей из филологии. И ни одной истории филологии из филологии, против которой у филологии не было бы оговорок . Выходя за пределы любого заранее данного языка, филология в своих добавлениях и уточнениях, сомнениях и требованиях выходит также и за пределы любого представления о своей собственной истории. Она перенаправляет то, что было дано, в само движение отдавания и высвобождает такое отдавание из исключения.

32. Повествование разворачивается последовательно. Оно соединяет события, действия и обстоятельства, прямо говоря или же подразумевая между ними связку «а потом». Даже если последовательность принимает вид суммирования, «и» превращается в «плюс», виртуально бесконечный ряд – в конечную серию, а все это вместе – в совокупность или упорядоченную тотальность, «а потом» всегда остается минимальной формулой комбинирования высказываний, темпоральной копулой для порождения разворачивающейся истории. Задача филологии – обнаружить эту конструкцию, и потому ее задача – обнаружить в этом «а потом» также «затем», в «затем» – «уже нет», в «уже нет» – «нет». Логические связки не столько местоблюстители, сколько местоосвобождающие позиции для «нет». Только такое «нет» – будь то в качестве «уже нет» или «еще нет» – делает возможной историю, уберегая последовательность от вырождения в цепочку следствий. До каждого – да и в каждом – «и поэтому», в котором утверждается каузальная связь между действиями и мотивированность решений, заключено и «потом», и такое «нет», которое не указывает ни на causa, ни на движущий мотив и тем самым намекает на то, что история – лишь то, что берет начало в «нет».