Вернер Хамахер - Minima philologica. 95 тезисов о филологии; За филологию

33. Контингентное – это то, чего касается «нет». Поэтому историю можно назвать контингентной. Она происходит там, где что-то прекращается [aussetzt].

34. Что случается – разлучается [Was geschieht, ist Abschied].

35. Внутренний закон языка – история. Филология – блюстительница этого, и только этого, закона.

36. Задача филологии – распознать, реализовать, актуализировать в каждом «и так далее» – «не так далее», «не и», «иначе, чем так». Это – наименьший жест ее политики.

37. Филология – любовь к non sequitur.

38. То, что филология обращает внимание на констелляцию феноменов, конфигурацию фигур, композицию предложений, означает, что не менее, чем эти феномены, фигуры, слова, ей важна та темная основа, от которой они отделяются. Ведь именно эта основа и есть их единственное co , или con , или cum .

39. Язык не исчерпывается для филологии сферой средств. Он – не только опосредование, но и рывок, не только перенос, но и его искажение и сбой. И такова сама филология: разрывающая копула, рвапула.

40. Платон исследует понятие philía в диалоге «Лисид». Филология: растворенное внимание [22] Намек на буквальное значение корня слова в имени, которым озаглавлен диалог Платона о дружбе (филии): Лисид – ср. с др-гр. lysis – растворение. . – И не должна ли сама philía при этом раствориться?

41. Алоиз Ригль заметил в позднеримском искусстве изменение в организации пространства, которое с тех пор стало решающим для истории, и охарактеризовал его как «эмансипацию интервала» [23] В работе «Позднеримская художественная промышленность». Riegl 390. . Это формула и филологии тоже. Она эмансипирует интервал от его граничных феноменов и, заходя на шаг дальше, делает выводы о феноменах на основании интервала между ними, о феноменальных движениях – на основании а-феноменальных в пространстве между ними, о пространстве – на основании четвертого измерения и, наконец, о каждом измерении – на основании того, что вне измерений.

42. M’illumino / d’immenso [24] Озаряюсь / Безмерным ( итал .). Ungaretti 65. (Унгаретти) – несоизмеримость лежит не по ту сторону языка; она и есть язык.

43. Из-за того, что язык бесконечно и дискретно превосходит себя, целью филологии должен быть языковой скачок.

44. У имени нет имени. Потому оно неназываемо. (Дионисий. Маймонид. Беккет [25] Псевдо-Дионисий Ареопагит в трактате «О божественных именах» писал среди прочего, что Бог остается всегда выше любого знания о нем, влагаемого в его имена и эпитеты. Маймонид назван как сторонник апофатической теологии, в которой также утверждается, что описать Бога позитивными именованиями нельзя, а можно лишь при помощи отрицания отрицательных определений. Беккет упомянут как автор романа «Безымянный». .) Две предельные возможности филологии: филология как жизнь, которая свершается в назывании имени по буквам, а сама не может быть затронута никаким называнием. Так филология становится святыней и делом теологии как жизненного пути. Или же: язык используется как язык предложений [Satz-Sprache], ни в одном элементе не касающийся имени, потому что каждый из элементов растворяется в предложении. Филология предложений притязает на то, чтобы быть профанной. – Поскольку о жизни в имени нельзя говорить называнием, о ней следует молчать. Поскольку профанная филология не знает имени, а знает только бесконечную игру предложений, она не говорит ничего существенного или сверх-существенного. Эти две филологии сходятся в том, что они ничего не говорят о своем не-говорении. Для иной филологии, не вписывающейся в оппозицию теологического и профанного, остается одно: выговаривать именно это не-говорение. Но не происходит ли уже в них обеих именно это? Тогда теология, доведенная до предела, занималась бы всеобъемлющим профанированием, а профанная филология – теологизацией языка таким образом, что обе артикулировали бы некий а-теос или а-логос в анонимности имени. А той иной филологии выпадало бы на долю именно это прояснять – с большей точностью, чем хотелось бы двум другим.

45. В ходе секуляризации отменились воскресенье, Шаббат, выходной и праздник, рабочий день стал повседневным, язык повседневности и рабочий язык стали lingua franca , филология превратилась из среды развертывания сакрального в инструмент работы над счастьем, которого нельзя достичь ни посредством работы, ни в ней —; она стала, вдобавок ко всему, отраслью индустрии, производящей как массовые изделия, так и производителей массовых изделий. Один из решающих исторических вопросов, исследовать которые должна другая филология: а не могут ли все ее рабочие дни все равно выпадать на воскресенье? Не могут ли все труды, к которым она обращается и которые сама совершает, праздновать «воскресенье жизни» – по Гегелю или по Кено [26] В лекции по случаю вступления в профессорскую должность в Берлине Гегель пишет о том, что философию нужно воспринимать как воскресное занятие, по контрасту с будничной работой, как «воскресенье жизни» (Hegel 56). Этими же словами озаглавлен роман Раймона Кено. . Эта другая филология не может стремиться к смыслу и цели, только к празднику.