Руслан Назаров: Здесь. Философия данности

Мгновений счастья у Антуана становится тем меньше, чем больше усиливается Тошнота, переходящая от удивления перед миром к отчаянию. Переход этот ознаменован тем, что удивленный человек продолжает искать основания, и отчаивается, убедившись в том, что отыскать их нельзя. В отчаянии Рокантен понимает, что «случиться может все что угодно, все что угодно может произойти», видит «зыбкие предметы, которые в любую минуту могли рухнуть». Находясь в библиотечном зале, Антуан понимает, что если раньше печка, зеленые лампы, большие окна и лестница ставили «рамки будущему», являясь основанием этого будущего, то «сегодня они не очерчивали ничего», не были такими основаниями, будущее от них не зависело, потому что не только оснований нет, но они и не нужны.

Перед отчаянием человека разум должен отступить. Так случилось с Антуаном Рокантеном. «Пелена… прорывается… я увидел» – говорит он перед тем, как ему открылось в городском саду, что «существовать – это быть здесь, только и всего».

* * *

В заключение описания образов я должен коротко написать о мыслях Сартра, Шопенгауэра и Шестова, которые хоть и не дают образы, но могут помочь лучше понять философию очевидности.

Сартр не оставил законченного образа страха, который человек испытал перед данностью. Однако герою романа «Тошнота» Рокантену это чувство знакомо. Удивленный миром, который его окружает, Антуан испытывает страх перед ни на чем не основанной действительностью. Видя пивную кружку, видя, что она существует, Рокантен убеждает себя, что бояться-то нечего. Но, несмотря на это, ему противно видеть эту кружку, потому как Антуан понимает, что оснований находиться здесь у нее нет. Рокантен понимает, что страха нет только в мире, в котором «все идет заведенным порядком».

У Шопенгауэра тоже нет образа страха, но и он понимал его значение для подчинения человека разуму. Поэтому философ пишет, что «человек… понимает опасность своего положения и ему тяжело сознавать свое существование ненадежным, всецело обреченным случайности». Была знакома Шопенгауэру и данность, как противоположное миру возможного и невозможного. В мире как представлении «люди живут, люди ожидают и создают науки», и даже «достигают счастья». Человек в этом мире приобретает немалые выгоды, к которым Шопенгауэр относит, кроме науки, еще и язык с обдуманной деятельностью.

Как понимает Шопенгауэр данность? Как идею вещей, как вещь-в-себе, «их [вещей] что и как, а не почему». Идея вещей – это вещи вне их отношения с другими вещами, то есть вещи, свободные от подчинения закону достаточного основания. Перед человеком, способным видеть идею вещей, «вещь выдает себя за то, что она есть, высказывает себя до конца и не отсылает от одной вещи к другой».

Кое-что есть у Шопенгауэра и о пути к очевидности. Так, философ пишет, что человек должен перестать «интересоваться взаимными отношениями различных представлений» и помнить, что вещи «таинственны, загадочны, абсолютно непонятны».

Более полно о пути к очевидности говорит Лев Шестов. Философ считал, что первый шаг к обретению «свободы неведения» – «приучить себя не считаться с достаточными основаниями» и видеть, что «даже там, где все людям представляется ясным и понятным, [там] все необычайно загадочно и таинственно». Иными словами, человек должен удивляться миру. Удивленному человеку «мировая гармония… кажется приятным, но унизительным даром. Мир по-прежнему [его манит], но уже не дает чистой радости». Человек приучается «жить с одними вопросами – без ответов». Несмотря на это, «пока человек удивляется – он еще не коснулся тайны бытия… Только отчаяние подводит его к граням и пределам сущего». Отчаяние – это состояние, в котором человек понимает, что «всякая дальнейшая борьба [за основания] бессмысленна, когда человек испытывает свое полное бессилие» отыскать основания, превратить данность в мир возможного и невозможного. Отчаявшийся человек понимает, что «все что угодно может произойти из всего что угодно», например, «могло бы быть, что камень обращался бы на наших глазах в растение, а растение – в животное». Именно отчаявшийся человек понимает: того, что он «искал – не найдешь». И тогда все «гарантии несомненностей и прочностей падают: мы должны жить в постоянной неизвестности, всегда терпеть и быть готовыми к чему угодно». «Для разума страшнее всего беспочвенность», поэтому разум оставляет человека, который теряет ведение, становится неведающим и обретает веру.