Марк Митин - Диалектический материализм

Беспорядочный характер буржуазного производства в его целом, нарушая пропорциональность между разными отраслями промышленности, создаёт превышение предложения товаров над их спросом. На одном полюсе — скопляющиеся в изобилии средства производства и богатства вообще, на другом — нужда, бедность, изнурение. Всё это находит своё крайнее выражение в кризисах. В них особенно отчётливо проявляется господство продукта над производителем, материальные силы как бы приобретают духовную жизнь, а люди, создавшие их, опускаются до степени косной, тупой материальной силы. Кризисы характеризуют обострение противоречий буржуазного порядка. «Требуя отрицания частной собственности , пролетариат, — пишет Маркс в 1844 г., — лишь возводит в принцип общества то, что общество возвело в его принцип, что овеществлено в нём уже помимо его содействия, как отрицательный результат общества» [10].

Кризисы как материальный протест производительных сил против сковывающих их развитие отношений буржуазной собственности ведут к крайнему ухудшению положения рабочих, делая его в высшей степени непрочным и неустойчивым. Но тем самым они в громадной степени революционизируют сознание пролетариата и ставят его перед необходимостью бороться не только за временные и частичные улучшения в пределах капитализма, но и против основы этих кризисов, т. е. против самого капиталистического способа производства.

Так частная собственность в движении и развитии своих внутренних противоречий сама толкает себя к собственной гибели. Она приходит к самоотрицанию путём порождения на свет пролетариата, этой «сознающей свою духовную и физическую нищету нищеты‚ этой сознающей свою отверженность и тем самым себя самое упраздняющей отверженности. Пролетариат приводит в исполнение приговор, который сама себе выносит частная собственность порождением на свет пролетариата, точно так же как он приводит в исполнение приговор, который сам себе выносит наёмный труд производством чужого богатства и собственной нищеты. Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезают как сам пролетариат, так и обуславливающая его противоположность — частная собственность» [11].

Таковы важнейшие формы проявления основного противоречия капиталистического общества — противоречия между общественным характером производства и частнособственническим присвоением. Но из этого основного противоречия проистекают и иные производные противоречия, имеющие однако не малое значение для характеристики капиталистической действительности первой половины XIX столетия и для понимания исторических корней и причин возникновения марксизма.

Одним таким противоречием, всё больше выявляющимся в процессе развёртывания классовой борьбы в капиталистических странах, особенно во Франции с её богатством политических переворотов, было противоречие между экономической сущностью буржуазного общества и внешним его проявлением в его политической надстройке — между «гражданским обществом» и демократическим государством.

Чем больше буржуазия приспосабливала политическую надстройку к потребностям своей экономики и заменяла старые феодальные привилегии буржуазным правом, тем больше проявлялось вопиющее противоречие между формальным равенством, провозглашаемым ею в виде «демократии», и фактическим неравенством, существующим в её экономике. Политические учреждения оказались самой злой, самой отрезвляющей карикатурой, говорит Энгельс, на блестящие обещания философов XVIII в. «Вечная справедливость осуществилась в лице буржуазной юстиции… естественное равенство ограничилось равенством граждан перед законом, а существеннейшим из прав человека было объявлено право буржуазной собственности. Разумное государство и „общественный договор“ Руссо оказались и могли оказаться на практике только буржуазной демократической республикой» [12].

«Противоречие демократического представительного государства и буржуазного общества , — уже рано должны были констатировать Маркс и Энгельс, — есть законченная форма классического противоречия публичной общественности и рабства . В современном мире всякий одновременно — член рабского строя и человеческого общежития. Именно рабство буржуазного общества , по видимости своей, есть величайшая свобода , потому что она кажется законченной формой независимости индивидуума, который принимает необузданное, не связанное никакими общими узами и никаким другим человеком движение своих отчуждённых жизненных элементов, как например собственности, промышленности, религии и пр., за свою собственную свободу, между тем как оно, наоборот, представляет собой его законченное рабство и человеческую отверженность. На место привилегии здесь стало право » [13].