Александр Пшера - Интернет животных. Новый диалог между человеком и природой

Еще совсем недавно все было иначе. Люди воспринимали природу посредством обоняния и осязания, а сегодня этого нет, как нет больше животных многих видов. Писатели, в чьих произведениях природа играет значительную роль, часто рассказывают, что физическое соприкосновение – даже грозящее опасностью – способствовало более глубокому пониманию животного мира. Такие описания стоит читать внимательно, именно они подтверждают нашу сегодняшнюю удаленность от экзистенциального контакта с природой. Фридрих Георг Юнгер, брат Эрнста Юнгера, в своей книге «Зеленые ветви», представляющей собой объемный свод воспоминаний о физических контактах с миром природы и животных, пишет, что ребенком он мог почуять змею среди камней благодаря ее «своеобразному острому запаху». Так нос, орган обоняния, помогал ему установить первый непосредственный контакт с природой. Человек, подобно охотничьей собаке, нападает на след животного по запаху. Такая форма сближения уходит корнями глубоко в историю развития нашего вида. Фридрих Георг Юнгер вместе с братом Эрнстом собирали всевозможных жуков, «простукивая, отделяя, подхватывая, просеивая» древесную кору. Стараясь напасть на след, они использовали все формы соприкосновения, что отразилось в богатом и даже лирическом описании их ежедневных занятий. Мальчиков в их исследовательском рвении не останавливал даже сомнительный материал: «Мы разглядывали грибы и древесную губку, сгнившие плоды, трупы и экскременты, раскладывали падаль, сырные корки и прочие приманки» 7. Соприкосновение с природой превращается в полный физический контакт:

Чтобы ничто нам не мешало, мы раздевались, прятали одежду в ольховых кустах и по полдня бродили нагишом по болотистым лужайкам и зарослям тростника, широкой зеленой полосой окружавшим воду. Чтобы защитить себя от комаров, слепней и оводов, мы натирали все тело вязким черным илом… А потом бежали по тонкому слою дерна через утопающие в воде лужайки, и те колыхались под нашим весом подобно медленным водам озера 8.

Зоолог Йозеф Райнхолф в предисловии к своей восхитительной книге о во́ронах 9рассказывает, как он в десять лет выкрал птенца галки из гнезда в церковной башне, чтобы вырастить его дома. Похищение произошло следующим образом:

Вот уже несколько столетий в этой башне гнездились галки. Они строили свои гнезда на балках и перекрытиях, каждый год добавляя слой за слоем, пока гнездо не становилось таким высоким, что попросту рушилось. Обломки стенок – то есть помет, соединенный с пылью и мумиями птенцов, оказавшихся неспособными к полету, – падали в глубину, на верхнюю площадку … Весь запачканный грязюкой, летевшей на меня из старых гнезд, на какие я то и дело наталкивался, но зато со спрятанной под рубашкой добычей – писклявым галчонком – я спустился и выскользнул из церкви, будто вор .

Если природа притягивает человека, он старается ею овладеть, инстинктивно ее захватывает. Жука – в коробку, галку – в клетку, веретеницу – в террариум, где она, скорее всего, не выдержит и трех дней. Живых существ убивают, коллекционируют, запирают, накалывают на булавки. Но человек до такой степени вмешивается в природу совсем не для того, чтобы ее разрушить. Наоборот: ради того, чтобы осознать себя ее частью.

Я прекрасно помню первый виварий своего детства, где у меня дня два проживала прыткая ящерица. Крышки у вивария не было, он стоял в саду. Однажды утром я нашел ящерицу мертвой, с глубокой вмятиной в спинке. Ее трупик стал для меня объектом увлекательного исследования. Ящерицу погубила какая-то птица. Этот случай доказал мне, насколько ящерицы уязвимы. Значит, опасность пришла сверху, а ахиллесовой пятой ящерицы как раз и является спина, то самое место, какое не могут увидеть глазки обычно столь внимательного и быстрого существа. Ящерица погибла спустя всего два дня, пришлось мне изловить новую. Но все эти действия не деструктивны – они нисколько не нарушили существование популяции ящериц и, напротив, помогли мне, ребенку, ближе познакомиться с природой. Способствовали интересу, сохранившемуся и поныне. Освоение природы, в котором поначалу действует право сильнейшего, не есть ее уничтожение, ибо оно пробуждает уважение к природе. Освоение природы позволяет изучить вблизи то, что иначе останется абстракцией. Сегодняшние дети ничего не могут изучить вблизи. В чем же причины общей бесчувственности?

Основная проблема состоит в том, что современная наука (и, соответственно, педагогика) систематически отрицает ценность видимого, увиденного. Согласно современной науке, мир, воспринимаемый чувствами, второстепенен по отношению к скрытым структурам этого же мира. «Идеология невидимого» наносит школе непоправимый вред. На уроках биологии теперь не учат зоологию, но лишь объясняют абстрактные взаимосвязи. Вместо знания видов школьнику преподносят почти исключительно молекулярную биологию и генетику. Следствием становятся утраченная открытость по отношению к любым явлениям, потеря живых чувств и чувствительности вообще. Мир, подлежащий наблюдению, обесценивается в сравнении с невидимым миром молекул и ферментов, в сравнении с составляющими его структурами. Уже пять десятилетий назад Ханна Арендт в своей книге «Vita Activa, или О деятельной жизни» предупреждала об опасностях лишенной чувствительности науки, усматривая ее корни в картезианстве. Она проанализировала взаимосвязь между утратой изначального здравого смысла (сommon sense) и ее последствиями для общества и его политического дискурса, который базируется тем самым лишь на абстрактных производных, но не на видимой реальности: