Александр Пшера - Интернет животных. Новый диалог между человеком и природой

Преувеличивая значимость терапии, Лоув все-таки не ошибается в диагнозе. Эмпирически рассмотренный тезис о фундаментальном отчуждении от природы доказуем и в Германии. Социолог Райнер Бремер с 1997 года занимается исследованиями в этой области на примере детей и молодежи ( Jugendreport ). В отчете за 2010 год он приходит к выводу, что «дистанция, наличие которой установлено в предшествующих исследованиях, продолжает увеличиваться и теперь уже очевидна даже в самых простых вещах» 13. Так, лишь 10 % опрошенных детей знали, что стропила обычно делаются из сосновой древесины, а лишь 6 % детей сообразили, как правильно назвать сына оленя и оленихи. Статистика говорит ясно: современный ребенок проводит больше 50 часов в неделю с электронными устройствами и меньше часа на природе. Дети предыдущего поколения проводили на свежем воздухе не менее четырех часов в неделю. Из нынешних детей с их электронными увлечениями точно не вырастут взрослые, обеспокоенные охраной окружающей среды. По той простой причине, что природа им безразлична, или – еще трагичнее – они просто не будут знать, что имеется в виду под этим словом.

Однако мы не станем утверждать, что теперь уже совсем не интересуемся природой. Более того, складывается впечатление, что люди все сильнее увлекаются животным миром. Наблюдения за природой превратились в дорогостоящее хобби, зоопарки отмечают рекордное число посещений, а в мире еще никогда не было так много домашних животных, как теперь. Впрочем, при ближайшем рассмотрении подобное проявление интереса к природе оказывается проявлением интереса к самим себе. Компенсация недостаточности в современном восприятии природы не преодолевает, а лишь углубляет разрыв между людьми и животными. Она отодвигает природу на расстояние, превращая ее в нечто абстрактное и далекое.

Noli me tangere! – «Не тронь меня!» Вот так оно и происходит: соприкосновение заменяется наблюдением. «Ничего не трогать, только смотреть!» – эту отупляющую мантру дети заучивают уже в начальной школе. «Только смотреть!» – повторяют и взрослые, и это находит предельное воплощение в новом виде народного спорта, а именно – в наблюдении за птицами. Доморощенный наблюдатель вкладывает целое состояние в свою «оптику», как он выражается, то есть в подзорные трубы и бинокли. Парадоксально, но это – инвестиция в те самые приборы, что отдаляют его от природы, держат его на расстоянии, хотя ему-то кажется, будто длиннофокусный объектив и высокое разрешение способны приблизить его к птицам. Birdwatching в точности воплощает дилемму восприятия природы в эпоху постмодерна. Создается мнимая близость, на деле же – непреодолимое расстояние.

Человек, наблюдающий за птицами, совершенно одинок. Его одиночество с особенной очевидностью выражается в разных видах деятельности, якобы окрыленной любовью, но исчерпывающейся подсчетом количества птиц и коллекционированием видов. И то, и другое – суть формы эстетической систематизации, которая подчиняет природу логике наблюдателя и соотносится именно с ним, а не с природой как таковой. Орнитологи поддерживают эстетическую биофилию, благо она официально признана необходимой образованному человеку и до сих пор соответствует представлениям эпохи Гёте. Природа для человека – сфера мысленного бегства в поисках самого себя, разочарованного цивилизацией и обретающего спасение в природной чистоте. Мода на Birdwatching дает замечательный пример культурной трансформации отношений между человеком и животным, некогда носивших экзистенциальный характер, в наблюдение как таковое.

Орнитологическая страсть к коллекционированию являет собой первую форму компенсации в далекой от природы современности. Вторая состоит в эстетической реконструкции вольной жизни зверей, каковую мы наблюдаем в зоопарках и в сафари-парках. Здесь – при постоянном увеличении финансовых затрат – моделируются якобы подлинные природные диорамы. Реконструкция вольной жизни оживляется по правилам игры в прятки. В зоопарке, бывает, вовсе и не увидишь зверей, ради которых куплен билет в кассе, потому что они спрятались от глаз в пещерах из папье-маше. Посетители не просто готовы принять, но даже жаждут такого. Отчего же? Оттого, что момент неожиданности, внезапного появления зверя из укрытия в биотопе за оградой, организованном весьма близко к жизни, порождает то самое чувство, какое мы испытываем при встрече со зверем на воле. Можно утверждать, что посетитель идет в зоопарк, чтобы не увидеть зверя и вновь пережить утраченное чувство свободы. Не увидеть зверя в зоопарке – эта напряженность ожидания снова превращает нас в охотника и собирателя посреди саванны.