Александр Пятигорский - Мифологические размышления

Тема убийства змея (или дракона) прослеживается во всей индоевропейской мифологии (и не только в ней), от иранского Индры до Эдипа, который убил Сфинкс. Двоякость здесь подчеркивается тем, что убитый Эдиповым пращуром Кадмом змей (или дракон) был священным животным древней фиванской царской семьи. См. J. G. Frazer. The Golden Bough, 3 vol ed., part III. The Dying God., 2., 1920, p. 84.

Он сказал это, потому что Дхритараштра был слеп.

За этим следует рассказ Санджаи о битве, последовавший спустя десять дней после этого события. Здесь – опять волшебный «перекос» времени. Мы опускаем весь рассказ и возвращаемся к первому дню сражения. Следующий далее текст дан с сокращениями.

The Bhagavadgita in the Mahabharata, trans. and ed. by J.A.B. van Buitenen, The University of Chicago Press, Chicago and London, 1981, pp.39, 69-77, 111-121, 145.

Shah-Nama, the Epic of the Kings, trans. by Reuben Levy, revised by Amin Banani, Routledge and Kegan Paul, London, Henley and Boston, 1967, pp. 299-300.

Идея необыкновенного, как того, что в принципе может быть приписано только определенному классу протагонистов, принадлежит Игорю Смирнову, профессору Констанцского университета. В этом смысле очень интересна попытка Родни Нидхэма «релятавизировать» инцест как категорию описательной антропологии (но без обращения к мифологии). Полемизируя с Джорджем Мердоком и Клодом Леви-Строссом, он утверждает, что инцест не является, как идея, ни юридическим, ни, тем более, этическим понятием. См.: Needham, Rodney. Remarks and Inventions, Tavistock, London, 1974, pp. 61-67.

Здесь достаточно сказать, что мифологическое время (Вц) понимается нами как элемент содержания мифа, то есть как то, что герои мифа знают во всей структурной сложности, как структуру сознания. В этой связи можно сослаться на III.2.2, где царь, «сведенный с ума временем, покорился закону времени», и на IV.2, где Бог говорит: «Я – Время, состарившееся для разрушения мира…»

Что, конечно, не то же самое с точки зрения внешнего наблюдателя. Так, например, Санджая, повествователь IV, воспринял разговор между Кришной и Арджуной синхронно, а его отчет об этом разговоре прозвучал десять дней спустя после этого события.

Все это, конечно, чистое предположение, логичное только при условии, что В20 = Вз".

Мы можем предположить, что в конце концов время в данном случае может быть растворено в событии – в какой-то момент еще не было явления Кришны, а в следующий момент уже было – и что только повествовательная структура мифа требует введения течения («прохождения») времени.

A. Rees and В. Rees. Celtic Heritage, Thames and Hudson, London, 1976 (1961), pp. 29-30

1 и 2 здесь представляют соответственно первого комментатора и того, кто комментирует его: в данном случае это я.

Употребление слова «ситуация» в этом контексте принципиально отличается от того, которое было в Лекции 2, где ситуация противопоставлялась сюжету внутри содержания текста.

Brahma-vaivarta-puranam… Ed. by Vinayaka Ganesa Apte (Anandasrama Sanskrit Series), vol. 2, pp. 341—343; Brahmavaivarta-puranam, Ganesa and Krisna Janma Khandas, trans. by R. N. Sen, Allahabad, 1922, pp. 310—312.

Дэвид Сейфорт Руэгг однажды заметил, что в «Пуранах» это, может быть, было ненамеренно, а в «Аватамсаке» и других поздних буддийских сутрах намеренно.

Символически диахрония означает смерть, а синхрония – продолжение.

Слово «смерть» употребляется здесь только и исключительно в смысле «чья-то смерть» и ни в каких иных буквальных или метафорических смыслах.

Лучше было бы сказать, что тема текста может формировать восприятие определенным образом и в определенной степени. Тогда можно сказать, что рассказ может иметь только один сюжет, но более, чем одну тему.

'Все это, конечно, не означает, что этот вид нормального восприятия времени универсален. В других мифологиях и культурах существуют другие способы нормального восприятия времени.

Я прекрасно понимаю, что этот параграф нуждается в феноменологическом пояснении, пусть самом элементарном. Восприятие времени – включая «историческую» последовательность событий внутри этого восприятия – относится к трансцендентальной субъективности воспринимающего. Скажем, если бы все мы – царь Панду, аскет Киндама, повествователь Вайшампаяна и я – собрались вместе и рассмотрели время событий в сюжете III и время повествования в IV, то мы бы несомненно договорились как относительно длительности сюжетов, так и последовательности и композиции событий в них. Ибо если говорить о восприятии времени, то оно, хотя и будучи элементом ментальной деятельности, всегда наблюдалось бы феноменологическим наблюдателем как уже наполненное «фоновыми идеями», которые сами по определению не-индивидуальны. Напротив, время восприятия здесь было бы понятием, которое вводит сам феноменологический наблюдатель, причем явно чувствуя, что оно могло на самом деле быть очень разным для разных личностей, ситуаций, сюжетов. Потому что как понятие оно предполагает индивидуальность и разнообразие восприятия, например в случае с Санджаей в IV. 1, и является объективным по своему характеру, поскольку основано на «объективном» (хотя и «психологическом») знании внешнего наблюдателя.