Нодар Джин - Повесть о вере и суете

Эта мысль возникла тогда потому, что захотелось выскочить наружу и расхохотаться как над собою, не усидевшим дома и пустившимся в поиски заброшенных молитвенных домов, так и над девятью стариками, отказавшимися возвращаться в собственные жизни после сорокалетнего странствия и ютившимися в узкой пристройке. Откуда — за неимением более волнующего маршрута — они, должно быть, трижды в день ковыляют в зал. На свидание с Господом.

Выяснилось, однако, что молятся старики не в зале, а в пристройке: нету кворума, — десяти мужчин. И молятся не вместе, а вразброд, каждый сам по себе. Что же касается Ричарда, он молится редко. Во-первых, ему лень, во-вторых, в молитве мало смысла, а в-третьих, в Нальчике, где его ждёт лезгинка, синагога вдвое больше грозненской.

Последний довод породил у меня вопрос, который Ричард и сформулировал:

— Ты думаешь — какого хрена я тут ошиваюсь если в Нальчике у меня жена и синагога, а здесь — только эти пердуны. Правильно? Нет! Вопрос правильный, а ответ неправильный: знаешь не всё…

И набрав в лёгкие воздух, Ричард принялся сообщать мне то, чего я не знал. Сообщал долго, потому что сначала его перебивал только Хаим, но вскоре этим стали заниматься и остальные. Они спорили, бесились, оскорбляли друг друга и пинали локтями в грудь. Потешное заключалось в том, что твердили все одно и то же причём, одинаково громко.

И пока стоял шум, я, не вникая в смысл этой перебранки, обобщал происходившее в абстрактных фразах: Человек относится к себе так серьёзно, что высказываемая им банальная истина кажется ему всегда личной и волнующей.

Перебивая даже самих себя, каждый из стариков старался довести до моего сведения, будто времена наступили скверные, и евреев не жалуют теперь даже на Кавказе. Аборигены утратили тут сразу и рассудок, и стыд. Они стремятся выжить евреев с насиженных мест, но когда последние снимаются с этих мест, аборигены — что? — обижаются. И — что ещё? — сердятся. Ненадолго, правда. До тех пор, пока им приглянется ещё что-нибудь из еврейского добра.

В Грозном они, мол, уже прибрали себе всё кроме этой синагоги. Синагогу не трогали. Стеснялись. Три года назад стесняться вдруг перестали. Это совпало по времени с выдвижением в председатели горсовета немолодого, но романтического поэта-баснописца по имени Тельман Арсануков.

Страдая вдобавок хроническим оптимизмом, он вознамерился подтолкнуть Чечню к западной цивилизации. То есть — наводнить республику разноцветными колготками, с каковою целью задумал учредить в Грозном чулочную фабрику в здании пустующей синагоги. В свою очередь, это совпало по времени с концом активности инструментального ансамбля Хаима Исраелова по причине повального переселения поклонников в библейские края.

Между тем, инерция служения родному народу, пусть уже и отсутствующему, подсказала заскучавшим музыкантам отчаянный план. Родился он в Хаимовой голове. Обычно Ричард не доверял ей ввиду её минимальной отдалённости от нижней половины туловища. В даннос случае, однако, он пришёл в восторг и уподобил Хаимов план идее, которая однажды обессмертила защитников легендарной Мосадской крепости в древнем Израиле от варваров. Если, разумеется, верить «Голосу Америки».

Осуществление этого плана началось ровно три года назад.

Когда привратник синагоги дочитывал вручённый ему Арсануковым приказ о «переоборудовании непосещаемого религиозного помещения в предприятие лёгкой промышленности», а из сопровождавшей Арсанукова пятитонки высыпали грузчики, вооружённые молотками и ремнями для расчленения и эвакуации синагогальной утвари, — в этот самый момент на рассвете к этому непосещаемому религиозному помещению подкатил старомодный автобус со включёнными фарами и с выбитыми окнами.

Как только он перестал гудеть ржавым голосом и и тормознул с протяжным скрипом, как только взбитое им густое облако из сизого дыма и жёлтого песка рассеялось, председатель Арсануков обнаружил перед собой, на подножке автобуса, еврейского старика в горской папахе.

Не спускаясь на землю, чтобы не лишиться возможности смотреть на баснописца в упор, старик сообщил ему своё имя, а потом кивнул через плечо и заявил, что привёз с собой миньян, то есть — кворум. Восемь богомольцев, принявших решение оставить собственные жилища и поселиться в этой синагоге. Которой они — плюс привратник плюс лично старик — возвращают, стало быть, статус «посещаемого религиозного помещения», а посему требуют, чтобы посторонние в лице председателя плюс его грузчиков немедленно удалились.