С Франк - Непостижимое (Онтологическое введение в философию религии)

2. Неведомое как непостижимое для нас

Но, спросят нас, какое отношение имеет все предыдущее размышление к собственной теме нашего исследования, к "непостижимому"? Ведь совершенно очевидно, что "неизвестное", постоянное присутствие которого в качестве основы и "фона" всякого нашего знания мы обнаружили, не совпадает с "непостижимым". Все неизвестное, неведомое ведь для того и существует, чтобы быть познанным и постигнутым нами - хотя бы частично: именно это и означает, что оно есть "предмет" знания; будучи еще непознанным, незнакомым, оно есть именно то, что подлежит познанию и постижению. Познание его беспрерывно подвигается вперед, наш познающий дух овладевает все новыми частями того, что до того ему было неизвестно, и то, что познается, тем самым теряет свою тьму и чуждость, как бы вырывается нами из бездны "неведомого"; и нет, по-видимому, грани, которая принципиально преграждала бы путь этого движения духовно-познавательного овладения неизвестным и его озарения.

Но еще и в другом отношении неведомое, по-видимому, отнюдь не совпадает с "непостижимым". А именно, если мы отвлечемся от фактической относительной ограниченности нашего знания и наших познавательных способностей и попытаемся уяснить вопрос чисто принципиально, то все неведомое представится нам по крайней мере потенциально постижимым, т.е. в принципе доступным постижению, и притом исчерпывающему, совершенному постижению. Ибо само по себе - без отношения к нашему фактическому познаванию - все неизвестное представляется нам не как что-то по своему существу темное, а, напротив, как совокупность совершенно однозначных содержаний, как точно, т.е. внутренне ясно и отчетливо расчлененное единство многообразных содержаний. Пусть это расчлененное многообразие остается для нас необозримым и неуяснимым; само по себе оно ведь существует с полной, однозначной определенностью; ведь в противном случае наше познание не имело бы всегда присущего ему предметного значения - значения уловления, озарения для нас того, что само по себе и без этого озарения всегда было и есть. Для Бога - для некого бесконечного сознания и опознавательного могущества - по-видимому, в этом отношении во всяком случае не могло бы быть ничего непостижимого. Напротив, само по себе - как бы рассматриваемое в свете самого бытия - все, по-видимому, существует с однозначной ясностью. Таким образом, тот простой и бесспорный факт, что мы не всеведущи, - что, говоря словами Гете, "vor unserer Nase gar bleibt viel verschlossen"xxi, - сам по себе, очевидно, не дает нам права отождествлять непознанное, неведомое с "непостижимым".

Это последнее возражение мы сможем надлежащим образом оценить лишь позднее, когда мы приступим к обсуждению возможности "непостижимого в себе". Оставаясь здесь в пределах обсуждения "непостижимого для нас", мы ограничиваемся рассмотрением первого из приведенных сомнений.

Что не всякое в данное время нам не известное содержание бытия непознаваемо и непостижимо для нас - это, конечно, совершенно бесспорно и понятно само собой. И так как неизвестное совпадает с предметом познания и наше познание может двигаться вперед безгранично далеко, то "неизвестное", по-видимому, совпадает с "познаваемым", "постижимым" и есть, следовательно, прямая противоположность "непостижимого". Однако как бы это ни казалось парадоксальным на первый взгляд, понятия "постижимого" и "непостижимого для нас" лишь мнимым образом противоречат друг другу. Напротив: "постижимое" может одновременно быть и "непостижимым для нас" - более того, оно должно им быть. В самом деле, хотя движению вперед и расширению нашего познания нельзя наперед поставить никакой непреодолимой преграды и оно в этом смысле потенциально беспредельно, все же наше познание всегда остается фактически конечным, ограниченным; и так как неизвестное, неведомое, как мы видели, по самому существу своему бесконечно, то на всякой, даже максимально высшей ступени познания - или, точнее, именно ввиду невозможности абсолютно высшей ступени познания - сохраняется остаток - и притом бесконечный остаток непознанного; и непознанное совпадает очевидно в этом отношении с непознаваемым или непостижимым.

Но эта бесконечность непознанного - и в этом смысле, именно в качестве бесконечности, не могущего быть познанным, - окружает и пронизывает нас со всех сторон, и лишь практическая привычка не обращать на это внимание заставляет нас не замечать этого. Мы имеем перед собой прежде всего пространственную бесконечность, которая ведь всегда стоит у нас перед глазами, если мы только не разучились, - как это, к сожалению, так часто случается, особенно с городскими жителями - сознательно глядеть на небо, если мы за спешными делами не забываем о небе и за уличным освещением - о звездах. Что такое эта окружающая нас со всех сторон бесконечность, среди которой мы, прилепленные к маленькому вращающемуся комочку, называемому земным шаром, являемся какими-то исчезающе-маленькими существами? Какой смысл имеет вся наша жизнь, со всеми ее скорбями, тревогами и радостями, перед лицом этого бесконечного пространства, молчание которого повергало Паскаля в трепетxxii? Но пространственная бесконечность столь же непостижима и страшна и в бесконечно малом. Можно ли конкретно понять, как все доступные нам и интересующие нас, образующие или затрагивающие нашу личную жизнь события и явления мира слагаются из действия неуловимо-малых - выразимых лишь на бумаге в ничего не говорящих словах и цифрах каких-то миллионных долей миллиметра - атомных ядер, электронов и ионов? Не является ли, собственно, совершенно непостижимым, что наша судьба, счастье и несчастье нашей жизни, свойства нашего характера - все, что мы называем нашим "я", определены строением каких-то неуловимо-малых "генов" или "молекул"?