Мою препроводительную записку [см. настоящий том, стр. 692. Ред.] и заявление Фёгеле можно найти в «Главной книге», Документы, стр. 30, 31, а письма г-на Оргеса ко мне — в приложении 10.
Affidavit — заявление перед судом, заменяющее показание, данное под присягой, и влекущее за собой в случае ложности его все законные последствия лжеприсяги.
Так как я пишу неразборчиво, то на суде в Аугсбурге моему письму от 19 октября приписали дату 29 октября. Ни адвокат Фогта д-р Герман, ни сам Фогт. ни достопочтенная берлинская «National-Zeitung» et hoc genus omne [и весь этот род] «критической непосредственности» ни на минуту не задумались над тем, как могло письмо, написанное в Лондоне 29 октября, прийти в Аугсбург уже 24 октября.
Что эта quid pro quo [замена] произошла по чистой случайности — именно потому, что Фёгеле получил слишком поздно мое письмо, — видно из его позднейшего affidavit от 11 февраля 1860 года.
Бискамп послал из Лондона 20 октября в редакцию «Allgemeine Zeitung» письмо о деле Фогта, в котором в заключение предлагал газете свои услуги в качестве корреспондента458. Письмо это стало мне известно только из самой газеты. Фогт изобретает моральную теорию, согласно которой поддержка прекратившего существование печатного органа делает меня ответственным за позднейшие частные письма его редактора. Насколько же большую ответственность должен был бы нести Фогт за «Stimmen der Zeit» Колачека, в органе которого «Monatsschrift»459 он был оплачиваемым сотрудником. Пока Бискамп издавал «Volk», он обнаруживал величайшее самопожертвование. Чтобы взять на себя редактирование газеты, он оставил прежнее место, где проработал много лет; редактировал газету безвозмездно и в очень тяжелых условиях; наконец, пожертвовал возможностью посылать корреспонденции в немецкие газеты, как, например, в «Kolnische Zeitung», чтобы быть в состоянии действовать согласно своим убеждениям. Все остальное меня не касалось и не касается.
Шекспир. «Король Генрих IV». Часть 1, акт V, сцена четвертая. Ред.
По-английски у меня сказано: «deliberate lie». «Kolnische Zeitung» перевела: «гнусная ложь», Я принимаю этот перевод, хотя ближе к оригиналу «преднамеренная ложь».
«Sine studio» означает: «без пристрастия»; Маркс дает этот подзаголовок, иронически намекая на пристрастие фогтовских «Исследовании» («Studien»). Ред.
«Берегись ее, о римлянин!» (Перефразированная строка из «Сатир» Горация. Книга I, сатира четвертая). Ред.
«De guel droit, d'ailleurs, le gouvernement autrichien viendrait-il invoquer l'inviolabilite de ceux» (traites) «de 1815, lui qui les a violes en confisquant Cracovie, dont ces traites garantissaient l'independance?»
Пальмерстон, одурачивший Европу своим смехотворным протестом, с 1831 г. принимал деятельнейшее участие в интригах против Кракова. (См. мой памфлет «Пальмерстон и Польша». Лондон, 1853 [475].)
«La Russie est de la famille des Slaves, race d'elite… On c'est etonne de l'accord chevaleresque survenu soudainement entre la France et la Russie. Rien de plus naturel: accord de principes, unanimite de but… soumission a la loi de I'alliance sainte des gouvernements et des peuples, non pour leurrer et contraindre, mais pour guider et aider la marche divine des nations. De la cordialite la plus parfaite sont sortis les plus heureux effets: chemins de fer, affranchissement des serfs, stations commerciales dans la Mediterranee etc.», p. 33, «La Foi des Traites etc.», Paris, 1859.
«грек времен Восточной Римской империи», «византиец» (в переносном смысле: двуличный, коварный человек). Ред.
«Несчастьем венгров было то, что они не знали русских», — говорит польский полковник Лапинский, сражавшийся до сдачи Коморна в венгерской революционной армии, а затем в Черкесии против русских (Тео-филь Лапинский. «Поход венгерской главной армии в 1849 году». Гамбург, 1850, стр. 2 1 6)492. «Венский кабинет был всецело в руках русских… По их совету была убиты руководители… Всяческими способами завоевывая себе симпатии, русские заставляли Австрию действовать так, чтобы сделать ее более ненавистной, чем когда-либо» (l. с., стр. 188, 189).
Генерал Мориц Перцель, прославившийся в венгерской революционной войне, еще во время итальянской кампании отошел от группировавшихся вокруг Кошута в Турине венгерских офицеров, так разъяснив в публичном заявлении мотивы своего ухода: с одной стороны, Кошут, ставший всего лишь каким-то бонапартистским пугалом, а с другой, — перспектива русского будущего Венгрии. В ответе (помеченном: Сент-Элье, 19 апреля 1860 г.) на мое письмо, в котором я просил его разъяснить подробнее свое заявление, он, между прочим, пишет: «Я никогда не стану орудием, способствующим избавлению Венгрии от когтей двуглавого орла только для того, чтобы передать ее потом в смертоносные объятия северного медведя».
Читать дальше
