Фаддей Зелинский - Из жизни идей

XI.«Генетлиалогия», или учение о предопределении судьбы рождающегося младенца, составляет самую сложную часть греческой астрологии; рядом с нею учение об инициативах поражает своею простотой и доступностью; это не более как перенесение в астрологию общераспространенной практики определения удобства или неудобства данного момента для данного действия. Во всем этом астрологии ещё нет; всё же переход от этих «инициатив» народных поверий к астрологическим был очень прост и естествен. Отсюда развилась, прежде всего, так называемая хронократория, т. е. учение о чередовании планет в их власти над определёнными промежутками времени. Было решено, что каждый час дня и ночи состоит под покровительством одного из семи планетных божеств. Прежде чем совершить какой-нибудь более или менее важный поступок, справьтесь в вашей табличке, какому божеству принадлежит час; вы поступите совершенно правильно, если для заключения контракта с вашим подрядчиком изберёте час Меркурия, а для написания любовного письма – час Венеры.

Вообще же система хронократорий, будучи единой для всех и имея в своем основании общеизвестное значение планет, дозволила верующим обходиться без услуги астролога: достаточно было завести несложную таблицу хронократорий – и человек знал, с каким богом ему приходилось считаться в каждый день и каждый час астрологической недели. Система хронократорий была поэтому для учёных только одним из моментов, принимаемых в соображение при определении инициатив; остальными элементами были все те же части небесной рулетки – планеты, зодиак и круг генитуры. Присутствие последнего на первый взгляд нас озадачивает: дело ведь касается не генитур, а инициатив – какой смысл может иметь «дом родителей», если я совещаюсь по поводу предполагаемого путешествия в Египет, или «дом религии», если мне нужно знать, будет ли пойман мой сбежавший раб? Дело в том, что астрология по мере своего роста обнаруживала тенденцию предать забвению качественное значение знаков зодиака, как чересчур наивное и годное для профанов, сохраняя за ним только геометрическое, так сказать, значение, как подкладку для теории жилищ, экзальтации и аспектов.

XII.Располагая тем научным аппаратом, который был создан работой многих поколений, астрология была очевидно неуязвима: сколько бы раз ни ошибались астрологи, сколько бы человеческих жизней ни гибло от излишней доверчивости к их вычислениям – последующие «математики» всегда найдут средство обнаружить ошибки своих предшественников и доказать, что совершилось именно то, что – по правильному толкованию инициативы или генитуры – должно было совершиться. Так-то всякое мнимое поражение астрологии оказывалось, при более правильном взгляде на дело, её торжеством. Слишком глубоко запал в душу античному человеку догмат всемирной симпатии; слишком близок был его сердцу тот вывод из него, который Шиллер в «Валленштейне» с чисто античным чутьем высказывал устами своей героини («Пикколомини», д. III, явл. IV, пер. Шишкова):

Отдельные формы, в которых выражалась эта идея, могли быть преходящими; пока сама идея не была опровергнута – астрологии нечего было опасаться за своё существование.

Находясь на границе между областью наблюдения и областью умозрения, между астрономией и философией, астрология естественно подвергалась нападениям с той и другой стороны; но все эти нападения – это полезно будет отметить теперь же – были направлены лишь против тех или других (правда, очень существенных) её постулатов, а не против ее основного догмата всемирной симпатии. Астрономия, прежде всего в лице своих лучших представителей в III и II вв. до Р. X ., относилась безусловно отрицательно к астрологическому ведовству, хотя и признала устами своего корифея Гиппарха физическое родство звёзд с людьми и астральный характер человеческой души. От неё, таким образом, помощи ожидать было нечего – и, само собою разумеется, это положение дел только делает честь греческой астрономической науке. Не было особенно дружелюбным отношение к нашей науке философии. Последователи Платона, вскоре после зарождения астрологии, протянули руки скептицизму: «новая» академия с её просветительным задором не обошла своим вниманием новоявленного метода ведовства и выставила против его тезисов свои антитезисы, грозные и беспощадные, но, разумеется, бессильные против пламенного желания верующих. Школа Аристотеля недоверчиво относилась к теории, которая разрушала представление о вечном мире в заоблачном пространстве, внося туда разного рода «болезни» и страдания, дружбы и неприязни, «экзальтации» и «депрессии». Ещё пренебрежительнее было отношение влиятельной секты эпикурейцев, которая, признавая бытие богов как существ безусловно совершенных и блаженных, именно поэтому не допускала их вмешательства в человеческие дела ни в форме указаний и предостережений, ни – подавно – в форме непосредственного руководства или влияния. Из влиятельных школ последнего века до Р. X. одна только стоическая приняла астрологию под свое покровительство.