Хаймо Хофмайстер - Что значит мыслить философски [Поиск фундамента всего знания и всего сущего]

Во времена Христиана Вольфа, [196]учителя Канта, для онтологической метафизики общепринятым было название metaphysica generalis, а для теологической метафизики — теtaphysica specialis. В триаде психологии, [197]космологии и теологии последняя претерпевала расширение. Это вытекало из убеждения, что любое философское определение мира и человека, выходившее за рамки результатов эмпирического знания, имеет метафизический характер. Причем для современной метафизики, как ее подразделял Вольф, главное состояло в том, что в ней отсутствовало единство онтологии и теологии, так как для metaphysica generalis ответ на вопрос об абсолютном основании бытия уже был недоступен. Кант еще сохраняет это различие, по-прежнему определяя метафизику как единую в себе науку. Он надеется показать, что metaphysica generalis, т. е. онтология, имеет своей предпосылкой три предмета metaphysica specialis — рациональную психологию, рациональную космологию, а в качестве единства двух последних — опять-таки рациональную теологию. Единство мыслящего субъекта, единство ряда условий явлений и в качестве единства их обоих — единство определений всех предметов вообще (я и мир) — это только условия возможности познания сущего, хотя это единство по своему характеру является исключительно постулатом. То есть эти идеи единства являются необходимыми идеями разума, но сами не могут рассматриваться как конструктивные определения сущего. [198]

Если со времен Аристотеля метафизика подразделялась на онтологию и теологию, то это означало следующее: онтология уже осознала, что метафизика в целом не только теоретическая философская дисциплина, но включает в себя и вопросы этики, поскольку на ее вопросы невозможно ответить без знания проблем этики и высших принципов сущего. Платоновская и аристотелевская этика, и даже «Критика практического разума» Канта — это не просто этика, а этика, ищущая принцип, обосновывающий все возможные этики. Так, например, Кант задается недвусмысленным вопросом об условиях возможности этики. В плане его вопроса о благе мы можем сказать то же, что и о теоретических дисциплинах, — этот вопрос содержит как онтологические, так и теологические перспективы.

С точки зрения немецких идеалистов [199]понятие метафизики дискредитировало себя, и поэтому оно подлежало замене, как, например, у Фихте понятием «наукоучения», и все же у них, как и в современной философии, сохранилось желание время от времени под названием метафизики описывать центральные философские вопросы.

Философия, включая и кантовскую, исследует проблемы метафизики прежде всего в связи с вопросом о возможности предметного познания и этики. Во-первых, для того, чтобы доказать, что не все конституирующие познание предпосылки можно выяснить с помощью конкретно-научного анализа, причем здесь речь идет об условиях определяющих основную структуру всех предметов. Во-вторых, в связи с этикой о метафизике нравов говорят там, где установлено, что различие между «добром» и «злом» несводимо к нормативным законам, напротив, что само это различие связано с нормативными условиями оценки. Это сужение метафизической постановки вопроса не в последнюю очередь было следствием критики Кантом догматической формы метафизики и последующей ее критики, прежде всего со стороны Ницше. Хайдеггер в своей критике метафизики исходил из того, что философия со времен Платона искала arche, т. е. причину всего сущего, опять же в самом сущем. Поскольку это было совершенно не случайно, метафизика смогла вообще возникнуть как наука. Теперь уже мы можем по поводу нашего вопроса «Является ли философия метафизикой?» сказать: там, где философия искала изначальное единство всего сущего в первом основании или причине, она всегда в рамках европейского мышления оставалась метафизикой. Но она оставалась мышлением и там, где предпринимала попытку не только не быть метафизикой, но иногда и самой философией. Упразднение метафизики в эмпирических и материалистических теориях вплоть до попытки перевести философию как «теорию» в «практику» революционной, преобразующей мир деятельности обязано вопросу об arche, но только другого рода метафизики. К сущности этой науки принадлежит, и это уже заметил Аристотель, то, что «издревле и ныне, и постоянно ставится и доставляет затруднение». [200]А это значит: где уделяется должное внимание критике метафизики, там кажется, что она черпает свои проблемы в конечном счете не из данного мира.