Иван Ильин - Кризис Безбожия

И не разумеют главного, а именно: что Бог есть Дух, духовно вступающий в человеческую душу, озаряющий ее изнутри, освещающий ее, насыщающий ее Своею благодатною силою, очищающий ее, дарующий ей силу молитвы, терпения, разумения, покаяния, подвига,-- власть видеть, учить и вести. Этого сокровенного, но реального и благодатного единения человека с Богом они понять не в состоянии; и потому они не разумеют того, что отрицают и над чем издеваются. Это единение человека с Богом, составляющее самую глубокую и основную сущность веры, религии и молитвы, я мог бы пояснить совсем просто так.

Есть некий духовный закон, владеющий человеческой жизнью. Согласно этому закону, человек неизбежно уподобляется тому, к чему он прилепляется любовью, верою и помыслами. Чем сильнее и цельнее его прилепленность, тем явственнее и убедительнее обнаруживается этот закон. Это понятно: душа человека пленяется тем, во что она верит, и оказывается как бы в плену; это содержание начинает господствовать в душе человека, поглощает ее силы и заполняет ее объем. Человек ищет своего любимого предмета, занимается им явно и втайне. Он медитирует о нем -- т. е. сосредоточенно помышляет о нем всеми своими душевными силами. Вследствие этого душа вживается в этот предмет, а самый любимый и веруемый предмет проникает в душу до самой ее глубины. Возникает некое подлинное и живое тождество: душа и предмет вступают в тесное единение и образуют новое живое единство. И тогда мы видим, как в глазах у человека сияет или сверкает предмет его веры: то, во что ты веришь, сжимает трепетом твое сердце, напрягает в минуту поступка твои мускулы, направляет твои шаги, прорывается в словах и осуществляется в поступках.

Так обстоит всегда. Если человек верует в Бога или хотя бы в божественное начало, проявляющееся в земных явлениях и обстоятельствах, то божественные содержания становятся для него жизненным центром -- и в созерцаниях, и в поступках, чем-то важнейшим, главнейшим, любимым, искомым, желанным и в силу этого -- всегда присутствующим в душе обстоянием. Веровать в Бога -- значит стремиться к созерцанию Его, молитвенно медитировать о Нем, наполнять свою душу Его благою и совершенною волею. От этого усиливается и разгорается божественный огонь в человеке; он очищает его душу и насыщает его поступки. На высоких ступенях такой жизни возникает некое живое и таинственное единение между человеком и Богом, о котором так вдохновенно писал Макарий Великий, характеризуя это единение как "срастание" или "срастворение", от которого душа становится "вся светом, вся оком, вся радостью, вся упокоением, вся любовью, вся милосердием, вся благостию и добротою".

Это-то и имел в виду апостол Павел, когда писал: "А соединяющийся с Господом есть один дух с Господом" (1 Кор. VI, 17).

Естественно, что от такого перерождения души изменяется и внешний вид человека, о чем он сам может и не знать, но что видят или чуют окружающие его. Такие люди легко узнают друг друга и от них подлинно излучается сила и благодать Божия; а сами они становятся бого-вдохновенными людьми, будь они священниками, художниками, учеными, воспитателями или государственными деятелями.

Так действует этот закон у верующих людей.

Но он действует и у безбожников в душе. Если человек верит только в чувственные наслаждения, принимая их за главнейшее в жизни, их любя, им служа и предаваясь,-- то он сам неизбежно превратится в чувственное существо, в искателя земных удовольствий, в наслаждающееся бездуховное животное; и это будет выражаться в его лице и в его походке, смотреть из его глаз и управлять его поступками. Если человек верит в завистливое равенство, в насилие, в классовую ненависть и борьбу, то он неизбежно станет и сам профессиональным завистником и ненавистником, и в глазах его выразится свирепость и кровожадность. Медитирующий о разбое -- становится разбойником, медитирующий о саване -- получает дьявольское выражение в лице и начинает совершать дьявольские поступки.

Так действует закон духовного отождествления через веру.

А верят все люди. Верят и безбожники, все без исключения. Только они верят не в Бога, как источник всякого духовного совершенства, а в земные богопокинутые, может быть, богоотверженные, сами себе довлеющие обстояния: они верят в механическую материю, в телесные потребности человека, в бездуховную и аморальную природу людей, в силу ненависти, в творческую природу зависти, в силу страха и голода; они верят в механическое порабощение людей, в развратную любовь, в возможность труда без свободной любви, без участия души, без творческого вдохновения; они верят в механическую вселенную, в механического человека, в механическое хозяйство и общество.