Томас Лиготти - Заговор против человеческой расы - Замысел ужаса

В своей книге «Соприкасаясь с огнём: маниакально-депрессивный психоз и художественный темперамент», 1995 года, Кей Редфилд Джеймисон цитирует подобные апокалиптические настроения из письма французского композитора Гектора Берлиоза, который отмечал, что в частые моменты депрессии чувствует, что без всякого колебания готов взорвать бомбу, которая испепелит мир.

Предшественниками работы Джеймисон являются: «Анатомия меланхолии» (The Anatomy of Melancholy (1621)), Robert Burton, «Рожденные под Сатурном: Артистические характеры и поведение: Документальная история от античности до французской революции», (Born under Saturn: The Character and Conduct of Artists: A Documented History from Antiquity to the French Revolution (1963)), Rudolf и Margot Wittkower, «Голоса Меланхолии: Исследования примеров лечения меланхолии в Англии в период Ренессанса» (Voices of Melancholy: Studies in Literary Treatments of Melancholy in Renaissance England (1971)), Bridget Gellert Lyons, и «Демоны Полудня: Тоска в западной литературе» (The Demon of Noontide: Ennui in Western Literature(1976)), Reinhard Kuhn.

Одно из наиболее законченных логических построенный, из когда-либо слышанных миром и предназначенных для успокоения страха смерти, представил римский философ Лукреций, последователь Эпикура. Логика Лукреция по устранению страха смерти, сводилась к следующему: Мы с великим апломбом принимаем свое несуществование до рождения; поэтому нет причин бояться несуществования после смерти. Но ни одна из частей этого утверждения не представляется нам верной. (Части этого заявления представлялись бы верными, если бы мы, люди, были совершенными рационалистами, однако это не так; если бы мы были рационалистами, приведенная выше рационализация нам бы не понадобилась). Возможно, что переживание страха в отношении перспективы несуществования не совсем обычно для нас, но, тем не менее, ничто не заставляет нас взирать на собственное несуществование со страхом, как ничего не заставляет нас взирать на собственное существование без страха. Мы можем взирать на что-то со страхом, или же без страха — подобно тому, как Паскаль страшился «безмерной бесконечности пространств», в то время как другие люди, в традициях Лавкрафта, не испытывают страха перед подобным — или же мы можем бояться некоторых вещей в определенные периоды, а в другие периоды не бояться. Что касается переживания страха в отношении перспективы несуществования, никто не может четко объяснить нам причин, по которым мы не должны испытывать подобного страха. Подобно иным эмоциям, страх иррационален; чувства не поддаются расчету и не могут быть введены в философские уравнения. Поэтому присутствие или отсутствие у людей страха смерти не имеет никакого отношения к тому, что некоторые философы считают рациональным или иррациональным. Эпикур искренне надеялся на то, что люди смогут привыкнуть к тому, «что смерть, не имеет к нам никакого отношения». Некоторые люди могут закоротить в своих головах собственные страхи и не говорить о них бесконечно на публике, или бесконечно попадать в ситуацию, требующую от них подобных разговоров, однако ни один смертный не может заставить себя избежать страха смерти тем или иным путем. (Это примечание не следует читать далее этого места, которое я специально отмечаю). Рациональность не имеет никакого отношения к тому, боимся ли мы чего-то или нет. Те, кто утверждает, что рациональность имеет или не имеет отношения к страху, просто не понимают, о чем говорят, потому что большая часть подобных разговоров касается страха смерти. Одна из причин этого страха заключается в том, что мы способны визуализировать то, что значит быть мертвым, потому что наверняка сталкивались с мертвецами в ситуации, когда вокруг рыдают родные, а прочие знакомые поглядывают на часы, потому что у них есть дела, по которым им нужно бежать, туда где их ждут люди, которых пока еще не собираются закапывать в землю. Это «бытие, как бытие к смерти», как называл это немецкий философ 20-го века Марин Хайдеггер, представляется малоприятной, пускай лишь только воображаемой, перспективой.

Еще одна отвратительная перспектива, из тех что неминуемо нас настигнут, это Как и Когда мы умрем. То, что философия бесполезна для анализа подобных вопросов, достаточный, хотя и не необходимый повод философией не заниматься… за исключением возможности сублимировать и отвлечь наше сознание от того Как и Когда мы умрем. Этот факт принимается без слов, поэтому мы обычно не говорим на такие темы. Если мы говорим на такие темы, то обычно отмечаем, что смерть есть часть жизни, и поэтому мы принимаем смерть. Как бы там ни было, ничего не говорит нам, что мы должны бояться смерти, или о том, что мы смерти бояться не должны. Дело в том, что есть очень и очень многое, о страхе перед чем нам ничего не говорит, и, тем не менее, есть множество людей, которые многих вещей бояться. Ничего не говорит нам о том, что мы должны бояться оказаться парализованными ниже шеи. Ничего не говорит нам о том, что мы должны бояться перспективы ампутации ног или какой-либо иной части тела, которая может оказаться повреждена в результате автомобильной аварии. Ничего не говорит нам о том, что перед сном мы должны бояться того, что нам присниться кошмар, или что мы проснемся утром со странным необъяснимым пятном в поле зрения одного из глаз. Ничего не говорит нам о том, что мы должны бояться сойти с ума или впасть в такую глубокую депрессию, что захотим покончить с собой. Ничего не говорит нам о том, что мы должны бояться, что наш ребенок родится с кистозным фиброзом или другим врожденным заболеванием. Ничего не говорит нам о том, что родители должны бояться того, что их ребенок может быть похищен психопатом и замучен до смерти, или что их ребенок сам может вырасти психопатом, который будет похищать и мучить для своего удовольствия детей, потому что его психика прикажет ему это делать. Мы отчетливо понимает, что нет ничего, что бы предупреждало нас бояться этих и миллионов других несчастий. Если бы что-нибудь действительно говорило нам бояться подобного, то стоило бы нам в таком случае продолжать жить? Ответ прост — если бы что-то говорило нам бояться подобных несчастий, мы все равно продолжали бы жить, потому… ну, просто потому что уже существуем. И коль скоро мы уже существуем, нас всегда будет окружать шумный выводок философов, горячо объясняющих нам причины того, почему нет ничего, что говорило бы нам бояться смерти, и почему все вокруг говорит о том, что нам стоит продолжать жить.