Вмешательство Фрейда (я не говорю дедушки, а того, кто рассказывает о том, что зафиксировал наблюдатель, тот, кто наконец заметил, что «это была игра», существуют, по меньшей мере, три инстанции одного и того же «сюжета», рассказчик-спекулянт, наблюдатель, дедушка, тот, кто никогда не был открыто отождествлен с двумя другими, двумя другими и т. д.) заслуживает того, чтобы мы в этом месте остановились. Он рассказывает, что он тоже занимался толкованием в качестве наблюдателя. И он говорит об этом. И все-таки, что же он подразумевает под игрой, или же делом, которое заключается в объединении разрозненного? Так вот, парадоксально, что он называет игрой операцию, которая заключается в том, чтобы не играть со своими игрушками: он не пользовался ими, он не использовал ( benutzte )свои игрушки, он не применял их с пользой, не орудовал ими, а лишь играл в их отдаление. Итак, «игра» заключается не в том, чтобы играть со своими игрушками, а извлекать из них пользу для другой функции, а именно — чтобы играть в «ушли». Таково, дескать, отклонение или телеологическая самоцель этой игры. Но телеология, самоцель удаления ради чего, кого? Для чего и кому служит такое использование того, что обычно осуществляется без оплаты или без пользы, в данном случае — игра? Какую выгоду можно извлечь из подобной не-бес-платности? И кому? Может быть, не только выгоду, и даже не одну, и может быть, не единственной спекулирующей инстанции. На телеологию толкуемой ситуации найдется и телеология толкования. А в толкователях недостатка нет: дедушка, он же наблюдатель, спекулянт и отец психоанализа, в данном случае рассказчик, и далее, а далее отождествляется с каждой из этих инстанций, та, чье суждение, вероятно, до такой степени совпадало ( übereinstimmenden Urteil ), чтобы позволить ему раствориться в толковании отца.
Такое совпадение мнений приводит к единодушию отца и дочери в толковании о-о-о-о как fort и выглядит весьма своеобразно во многих отношениях. Нелегко детально представить такую сцену или даже принять на веру ее существование, как и все то, что по этому поводу рассказывается. А в изложении Фрейда это выглядит следующим образом: мать и наблюдатель каким-то образом объединяются, чтобы вынести одинаковое суждение о смысле того, что сын и внук произносил в их присутствии, даже для них. Поди узнай, откуда исходит индукция такой идентичности, такого совпадения точек зрения. Но можно быть уверенным в том, что откуда бы она ни исходила, она замкнула круг и соединила все три персонажа в том, что более чем когда-либо подпадает под характеристику «все той же» спекуляции. Они тайком назвали это «тем же самым». На каком языке? Фрейд не задается вопросом, на какой язык он переводит о / а . Признание за ним семантического содержания, связанного с определенным языком (такова оппозиция немецких слов), и семантического содержания, выходящего за рамки языка (толкование поведения ребенка), является процессом, который не осуществим без многих сложных теоретических протоколов. Можно предположить, что о / а не ограничивается простой формальной оппозицией значений, содержание которых могло бы беспрепятственно варьироваться. Если это варьирование ограничено (можно заключить из факта, если по меньшей мере им интересуются, что отец, дочь и мать вместе сошлись в одном и том же семантическом процессе), то можно выдвинуть следующую гипотезу: подразумевается некое имя собственное, которое понимается в переносном смысле (любое смысловое значение слова, чья звуковая форма не может ни варьировать, ни позволить перевести себя в другую форму без потери значения, вводит понятие имени собственного), либо в так называемом «собственном» смысле. Эти гипотезы я оставляю открытыми, но мне представляются обоснованными гипотезы о согласованности толкований о-о-о-о, или даже о / а , в каком бы то ни было языке (естественном, универсальном или формальном), используемом в общении отца и дочери, дедушки и матери.
И внука и сына, так как два предшествующих поколения изъявили желание идти вместе, сознательно, как говорит одно из них, решили действовать сообща, чтобы выразить в общей формулировке то, что их ребенок хотел им дать понять, и хотел, чтобы они поняли то же самое, что и он. В этом нет ничего гипотетического или дерзкого. Это аналитическое прочтение того, что содержится в тексте Фрейда. Но мы теперь знаем, насколько способна тавтология в чрезмерном количестве вызывать отрыжку.
Читать дальше