Макс Шелер: Человек в эпоху уравнивания

А так ли уж удивительно это движение? Не означает ли оно скорее процесс выздоровления, необходимый нашему сегодняшнему человечеству, даже если оно, как и всякое явно выраженное реакционное движение, особенно в своем идеологическом варианте, поначалу далеко переходит все границы истины и права? Человек ищет свой путь к Богу, как говорит Лютер, словно пьяный крестьянин, шатаясь то вправо, то влево. Со времен поздней античности и появления Христа, с начала господства иудейско-теистического мировоззрения над Западом аскетический идеал в его постоянно новых, в принципе различно обоснованных видах действительно сформировал в высшей степени односторонний тип человека, поставивший, в конце концов, под серьезную угрозу равновесие человеческих сил. Сначала это — раннехристианская и патриотическая аскеза как антитеза античному язычеству; потом — относительно безобидная, поскольку охватившая лишь меньшинства, монашеская и монастырская аскеза средних веков:

но затем -— прогрессирующее воздействие этого аскетического идеала на массы "мирян", не в последнюю очередь посредсвом аскез протестантизма — "внутримирских", как называли их М. beбер и Э. Трельч; и, наконец, во все возрастающей мере - это могущественная капиталистическая "аскеза золотого фетиша" (К. Маркс), трудовая и предпринимательская аскеза безграничного товарного накопления. Все они привели к какой-то степени функциональной "церебрализации" ("Vergehirnlichung") или, выражаясь психологически, "сублимации" человека нашего круга культуры, и если равновесию сил в человеке суждено восстановиться, на ее место должно прийти мировое восстание жизни и влечений. Восстание природы в человеке и всего, что есть в нем темного, порывистого, импульсивного, - ребенка против взрослого, женщины против мужчины, масс против старых элит, цветных против белых, всего бессознательного против сознательного, самих вещей против человека и его рассудка — оно должно было когда-нибудь начаться! Сама мировая война была естественно, что касается психологического отношения к ней масс, а не ее чисто политических причин скорее следствием, чем причиной этого длившегося веками застоя инстинктов и их начинающегося бунта против зашедшего слишком далеко, чрезмерного "аполлонизма" и аскетического "рационализма" этих эпох. Поэтому такое движение, поскольку оно затрагивает психо-физиологический процесс де-сублимации, не стоит ни хвалить, ни порицать! Оно есть почти что органическая необходимость — конечно, ужасающе односторонняя; но не более односторонняя чем предшествующая ей эпоха беспредельной аскетической и спиритуалистической сублимации.

Иначе дело обстоит с идеологическим наполнением этого движения, с односторонними философиями и "религиями жизни", которые, конечно же, абсолютно неправомерно претендуют на вечную истинность. Эти идеологии забывают о Двух фактах: молодые, полные сил и жажды жизни народы и люди, не привычные еще к высшей интеллектуальной деятельности — это те, что сами приходят к аскетическим идеалам, к более высокой ценностной оценке духовного и стремятся к сублимации. Так, молодые, полные сил Германские народы с энтузиазмом подхватили позднеантичную религию христианства. Между тем, де-сублимация всюду, где бы она ни появлялась и в какие бы идеи и ценностные формы ни облекалась, есть — точно так же как и де-рефлексия (Re-Reflektion), рефлексивно рожденная страсть к примитивному, детскому, ко "второй" наивности — уже сама по себе знак старости и витальной усталости. Правда, это уже и систематическая попытка контр действия и преодоления! Кто принимает призывы к "жизни", как и весь теоретический и практический "витализм" нашего времени за выражение необычайной реально существующей жизненной полноты, тот просто ребенок. Витализм нашего времени — это контридеал, "medicina mentis" *, а не непосредственное выражение избытка сил. Дети хотят стать большими, а не оставаться детьми; ценностная оценка детства исходит от взрослых, которые снова затосковали о детстве!

Но как бы то ни было: западноевропейское человечество так долго подвергалось односторонней сублимации, с такой силой стремилось изгнать всю "природу" из человека, сформировало такое одностороннее человеческое самосознание, сконцентрированное на духе и столь безмерно дуалистическое ощущение жизни, что даже столетие систематической де-сублимации едва ли может ему повредить. Вообще, человек в своем историческом развитии может покончить с аскезой и сублимацией в той мере, в какой он уже автоматически и оптически одухотворил себя. Вся история морали — это история относительного освобождения от внешних пут — соразмерно с уже достигнутой высотой сублимации и приобретенной силой внутренних обязательств.