Макс Шелер: Человек в эпоху уравнивания

Надо полностью покончить с идеей сущностного видового преобразования человека в биологическом, особенно в морфологическом смысле. Все, чему учит нас научная биология, оно говорит против такого преобразования; с другой стороны, говорит за то (я не могу здесь этого показать), что человек есть морфологически окончательно фиксированное существо. Уже тот факт, что пространства возможной видовой эволюции сокращаются вместе с высотой и дифференцированностью организации (Вейсман), говорит против дальнейшей биологической эволюции человека. За время своей истории человек с точки зрения организации существенно не изменился. Расовая дифференциация есть, вероятно, уже следствие самодоместикации и культуры. Имманентное развитие специфически человеческого "духа", а также "интеллекта", который есть как у человека, так и у приматов, до такой степени глубоко и принципиально заменило морфологическое развитие его органов, что даже самая сильнейшая де-сублимация — даже столетия таковой — могла бы в лучшем случае сохранить его видовую организацию, но не придать сил для дальнейшей органологической эволюции.

Вера в орангологическое изменение человека через наследование функционально приобретенных свойств, каким его видел Г. Спенсер, считая это изменение параллельным духоному развитию, кажется мне заблуждением. Сегодняшний уровень наших исследований в области наследственности исключает такую веру. Наследование приобретенных "способностей" в качестве определенных свойств, которое еще заслуживает внимания с научной точки зрения, может происходить не через прямую соматическую индукцию на уровне наследуемых свойств в зародышевой плазме, а только на уровне протоплазменной структуры, таким образом, куда более опосредованно и в течение куда больших промежутков времени, чем те, что принимает в расчет Спенсер. Кроме того, не только накопление созданных человеком творений, но и развитие самого духа, самих форм его деятельности у человека стало автономным и независимым от его телесной организации, а потому стало предметом познания "наук о духе", независимых от биологии. Если, исходя из этого, Спенсер хочет доказать возрастание психической и социальной гармонии и рост априорного капитала человеческого разума и человеческих нравственных чувств с помощью биологических аргументов — образно выражаясь: движение вида по направлению ко все более мягкому, все более интеллектуальному стадному животному и к так называемому "социальному равновесию", — то ожидание такого будущего лишено всяких оснований.

Если эта прогрессивная биологическая эволюция вида и возвышение земного человека представляется мне совершенно невероятной, то еще менее вероятным кажется мне и билогический декаданс. Насколько светлым был тот образ будущего, который рисовали Спенсер, Дарвин, а также и Ницше, настолько сегодня темен образ будущего, завоевавший влияние в кругах молодежи, особенно немецкой молодежи. Тут я имею в виду прежде всего ту имеющую также биологический смысл картину будущего, которую с душой и мастерством набрасывает Людвиг Клагес. В полном соответствии со своим учением о сущности человека, в соответствии с которым "дух", сознание, воля, Я в ходе истории во все возрастающей мере подтачивают "жизнь" и "душу" — которые, согласно его оценке, взятой из позднего немецкого романтизма, суть наивысшая ценность существования — человек, в той мере, в какой он "думает", должен думать механистически и в той мере, в какой он "хочет", должен производить на свет все больше механизмов и ставить их между собой и девственной природой — до тех пор, пока он не окажется более не в состоянии владеть и управлять этими механизмами и пока они его под собой не похоронят. Так, путь духа, согласно учениям этих панромантиков, в качестве одного из виднейших представителей которых я назвал Л. Клагеса (с таким же успехом я мог бы назвать л.Фробениуса, Э. Даке, О. Шпенглера, Т.Лессинга) — это смертельный путь для жизни и души в человеке (а поскольку человек технически овладевет органической природой, то и для самой живой природы); ибо отдельное живое существо само производит психические и физические механизмы, от которых умирает.

До такой степени психологически понятной и в то же время гипнотической для наших сердец предстает эта мрачная картина будущего человека, что, казалось бы, остается лишь одно: бежать в какой-нибудь уголок природы, чтобы там жаловаться на человека и его историю, восхищаться дремучей стариной и ее последними остатками в мифах, легендах, сказках, обычаях и аффективно (pathish) погружать себя с помощью наркотиков и воздержания от всякого рода "деяний" в ушедшие дни первобытной души! Тот из нас, кто пережил мировую войну, в ходе которой так часто можно было прочесть в информационных сообщениях: "По техническим причинам было невозможно...", например, отказаться в решающий момент от войны подводных лодок, или в начале войны отменить объявленную царем мобилизацию русской армии и т.д.; кто пережил в большом и малом все последнее развитие Запада в 20-м веке, все возрастающую неуправляемость масс, неуправляемость финансового капитала, ставшего автономным — кто из нас не лелеял в своей груди чувств, идущих навстречу этой мрачной декадентской теории? Но — что же означает это поздне-западноевропейское intermezzo для человечества, для человечества в целом? Мало или даже вообще ничего! Эта пессимистическая теория является столь же узкоевропейской, как и теория верящего в прогресс позитивизма — только с обратным ценностным знаком. Кризис Европы отнюдь еще не симптом смерти человечества, и даже "заката Европы"! Как призыв к пробуждению этот комплекс идей важен и знаменателен, но как о предсказании о нем такого сказать нельзя. "Дух" — не враг жизни и души! Конечно, он наносит раны, но сам же их и исцеляет. Тот же самый капитализм, например, который так опустошил органическую природу в эпоху дровяной топки до конца 18 столетия, поставил неорганическую энергию на службу экономики в последующую эпоху, когда стали использовать кокс и уголь, что позволяет теперь беречь и щадить органическую жизнь; а в будущем он найдет применение еще и другим видам энергии, которые те же социально-необходимые затраты будут перекладывать на все более низкие силы (как, например, силы воды, виды радиоактивной энергии), освобождая тем самым более высокие. Не дух, а только сверхсублимированный "интеллект", который Клагес перепутал с "духом", вот он является в известной мере врагом жизни — "интеллект, лишенный мудрости", чуждый высших ценностей и идей разума! И не возможна ли тут де-сублимация — что я под этим понимаю, об этом ниже — посредством воспитания, если речь идет об отдельном существе, применительно же к виду — посредством систематической евгеники, в той достойной ее форме, в какой она пропаГандируется сегодня в Германии Евгением Фишером из Института им. Кайзера Вильгельма, а также многое другое? И еще: я признаю, что для нашего ограниченного культурного региона существует опасность погибнуть в результате механизации — это значит: не вымереть, а стать бессильным в политическом и культурном отношении. Однако лишь в том случае, если новое искусство самообладания не придет на подмогу обладанию природой, которое Запад до сих пор так односторонне развивал. Но об этом позже.