Жан Грав: Будущее общество

Поэтому, когда правительство издает репрессивные законы против социологов, проповедующих на основании научных данных неизбежность революции, оно походит на страуса, о котором рассказывают — наверно ошибочно, — что он в опасности прячет голову под крыло, думая этим спастись. Можно запретить открыто констатировать факт, но это не помешает всем, умеющим думать, признавать его наличность, и никакие запретительные законы не в состоянии остановить хода событий.

Итак, между теми, которые жаждут освобождения, и теми, кто стремится удержать власть навсегда в своих руках, война неизбежна. Она замедлится, или будет ускорена, в зависимости от того, какие меры примут правительства, а также от степени энергии и сознательности борцов за освобождение; но, так или иначе, борьба неизбежна.

Как я сказал уже выше, социальная революция не может совершиться в несколько дней; возможно, что она продлится всего несколько лет, но возможно также, что будет делом нескольких поколений; кто может знать это?

Революция есть ряд мелких стычек и больших сражении с правительством и капиталом; в этой войне победы беспрерывно чередуются с поражениями; за наступлением следует отступление, иногда столь поспешное, что может казаться, что мы возвратились к временам первобытного варварства.

Тем не менее, побежденный и задержанный в одном месте, прогресс в другом продолжает борьбу, и сторонники его, в данный момент разбитые, сумеют извлечь пользу из своего поражения и лучше скомбинировать силы для целого ряда новых сражений.

За победой следует поражение; сегодня разрушен один из господствующих предрассудков, завтра реакция уничтожает целый ряд пионеров прогресса; вот падает одно из учреждений старого режима, а вот репрессивные законы декретируют жестокие кары за преступления против существующего строя. Все это проявления борьбы, это революция делает свое дело. И в результате власть предрассудков постепенно ослабнет, исчезнет доверие к тяготящим над нами учреждениям, и настанет день, когда они рухнут столько же под тяжестью собственных прегрешений, сколько от ударов, наносимых им противниками.

Во всяком случае, борьба началась и окончится только тогда, когда человечество, стряхнув оковы, получит возможность эволюционировать на свободе, без каких бы то ни было препятствий.

Длинный период борьбы нужен, чтобы идея воплотилась в факт, и отдельными моментами этого периода будут и вооруженные восстания и мирный прогресс; нам и нашим потомкам придется переживать все его фазисы, и сама революция заменит человечеству тот эволюционный фазис, которого требуют сторонники постепенного развития.

Высказанные мною взгляды во многом не сходятся со взглядами тех, кто воображает, что революцию можно сделать, и что для реорганизации общества достаточно силы. Те, кто так думает, в сущности только политиканы, и к сказанному прежде можно прибавить только следующее: даже если бы мы были абсолютными сторонниками самой полной свободы, сила может нам только помочь уничтожить то, что нас связывает, но создать новый социальный строй может только свободная индивидуальная инициатива.

На это мне возразят, что насилие не может и никогда не могло ничего создать, и все будет достигнуто только эволюцией и мирной борьбою.

Из тех, кто говорит это, многие отлично знают, что борьба ради мирных реформ есть вздор, который на руку правительствам и капиталистам, и что последние перестанут быть эксплуататорами лишь тогда, когда у них будут отняты средства быть ими; но и многие искренни, ибо видят только одну сторону дела и не могут понять, что иногда бывает полезно, необходимо, даже неизбежно, чтобы эволюция временно перешла в революцию с тем, чтобы потом опять принять свое мирное течение.

Ясно, что сила одна не может ничего создать; то, что держится силой, силой же может быть свержено, и сама сила имеет значение и может держаться лишь постольку, поскольку рядом с нею, поддерживая ее, имеется некоторое стремление, некоторое настроение умов, благодаря которому навязанный нам силою порядок считается нами неизбежной необходимостью.

Конечно, я говорю о таких политических и экономических явлениях, когда меньшинство поработило массу, а не о завоеваниях, где численность завоевателей, а следовательно одна грубая сила явилась залогом победы и единственной причиной господства; хотя и в этих случаях часто силе помогала низшая степень развития покоренных народов.