Как могут быть анархисты названы честолюбивыми, когда их пропаганда направлена, главным образом, на то, чтобы об'яснить людям, что нужно уничтожить все положения, позволяющие интриганам господствовать над массой; когда они твердят беспрестанно, что кто бы не стоял у власти, таковая будет произвольна, потому что служит только подкреплением воли нескольких, на чем бы они ее ни основывали: на божественном ли праве, или на праве силы, или на праве большинства!
Все это ополчает против анархистской идеи представителей буржуазии и сторонников власти; и они злобно негодуют, ибо идея эта учит рабочих самим вести свое дело, никому его не доверяя, и никому не передавать принадлежащей им верховной власти, чтобы оставаться всегда свободными.
Все, кто живет политической эксплуатацией, почувствовали, что если идея эта распространится, то не останется места их вожделениям, и вся голодная стая в погоне за местами и почестями, и, в особенности, за доходами, ворчит, оскаливая зубы; они чувствуют, что их роль сыграна; будучи слишком развращены, чтобы открыто присоединиться к рабочим, они клевещут на всех, кто работает в пользу освобождения человечества.
Клевещите, сколько вам угодно! ваши оскорбления и клевета не остановят движение человечества! Да, человек корыстен. Что же из этого? Значение этого слова — относительное. Да, мы хотим общества, в котором каждый сможет удовлетворить в полной мере все свои физические и интеллектуальные потребности; да, мы мечтаем об обществе, в котором все материальные и духовные наслаждения не будут предназначены привиллегированному меньшинству, но будут предоставлены всем. Да, мы люди, и все человеческие потребности не чужды нам, и мы не находим нужным скрывать этого!
Но мы также жаждем справедливости и свободы и требуем общества, в котором не было бы ни судей, ни правительства, ни паразитов, ибо из них составляется чудовищный социальный организм, угнетающий человечество за все время его существования.
Что же касается упрека в неимении идеала, то заявление анархистов в газетах, брошюрах, собраниях, судах, везде, где можно было говорить публично, достаточно доказали ложность этого упрека. В этом труде мы пытались выяснить наш идеал и привести доказательства, что инициатива и свобода в нормально устроенном обществе должны быть единственными двигателями человеческой деятельности. Мы видели, что все современные учреждения созданы единственно в пользу особых интересов одного класса, и ради защиты его от притязании обездоленных; что, нисколько не вытекая из „естественных законов”, эти учреждения основаны на произволе и совершенно противны законам природы.
Затем мы видели, что наука и природа вместо того, чтобы опровергнуть наши идеи, вопреки утверждениям наших противников, присоединяются к нашим требованиям полной свободы личности, как во всем мире, так и в среде себе подобных людей. Пусть над этим поразмыслят рабочие.
Клерво, 1894—95.
Иные утверждают, что такого разделения нет и что его выдумали социалисты и революционеры. (Прим. автора).
Естественные законы политической экономии. Ж. де Молинари, стр. 1.
Сами сторонники власти допускают, что социальное преобразование произойдет внезапно вследствие революции, и из этого выводят оправдание власти, которую они хотят установить.
Мы предполагаем, что именно рабочие будут избраны для „диктаторства”.
Мы не нуждаемся, чтобы нам предоставляли это право, ибо мы сумеем его взять при надобности; мы хотим возможности его применять.
Мы, конечно, говорим здесь об искренних людях, а не о тех, которых честолюбие приводит всегда туда, где есть чем поживиться, а затем побуждает пренебрегать своими прежними единомышленниками.
Нам возразят, что этим восстанавливается закон большинства, который мы отвергаем в других местах. Увы! мы хорошо знаем, что большинство не всегда служит критериумом истины, но мы не имеем намерения итти быстрее хода эволюции. Пусть только большинство, в свою очередь, оставит меньшинству свободу действовать по своему, мы не требуем большего.
О свободных ассоциациях смотри статью Кропоткина: „Неизбежная Анархия” в январьском номере журнала „La Société Nouvelle” за 1895 год.
Характерная черта труда в современном обществе: чем более труд тяжел и неприятен, тем менее он оплачивается. Высшая плата дается за производство предметов роскоши, т. е. то, что имеет целью личную услугу буржуазии.
Читать дальше