Майкл Мюррей - Введение в философию религии

В заключение нашего анализа стоит отметить, что некоторые представления о человеческой природе способны лишь обострить описанные выше проблемы, тогда как другие окажутся и вовсе не совместимыми с доктриной реинкарнации. Воззрения тех материалистов, которые утверждают, что мы тождественны нашему телу (или какой–то его части, вроде мозга), очевидным образом попадают в последнюю категорию. Те же версии материализма, согласно которым наш дух подобен программному обеспечению мозга, похоже, усугубляют трудности, выявленные во втором возражении. Ведь если дух подобен программному обеспечению, то очень трудно понять, в каком именно смысле «ментальная программа» младенца могла бы представлять собой «реинкарнацию» ментальной программы только что умершего взрослого человека. А значит, всякий аргумент в пользу любого из этих двух материалистических воззрений следует считать доводом и против доктрины реинкарнации.

В этом, последнем, разделе мы обратимся к проблеме воскресения. Как указывалось выше, различие между реинкарнацией и воскресением сводится к различию между приобретением нового тела, нумерически отличного от всех тел, которые человек имел прежде, и возвращением к жизни в том самом теле (или в качестве того самого тела), которое человек имел (или которым был) прежде.

Вера в воскресение есть центральный элемент христианской традиции, а надежда христиан на воскресение прямо и неразрывно связана с воскресением Иисуса из Назарета. А потому неудивительно, что одним из способов защиты веры в воскресение является выдвижение исторических аргументов в пользу достоверности Нового Завета (который повествует не только о воскресении Иисуса, но также о ряде других чудес воскрешения, совершенных Иисусом и Его учениками), равно как и истинности утверждения о том, что Иисус действительно восстал из мертвых. Самые сильные версии последнего аргумента обычно принимают форму вывода на основе наиболее убедительного объяснения. Вначале христиане приводят целый ряд по большей части неоспоримых исторических фактов, а именно: Иисус был распят на кресте и умер; по Его смерти ученики отчаялись и потеряли надежду; вскоре после того, как они пришли в отчаяние и утратили всякую надежду, им довелось испытать то, что они сочли опытом общения с воскресшим Иисусом; этот опыт их внутренне преобразил настолько, что они стали смело возвещать учение Иисуса и Его воскресение; воскресение Иисуса они проповедовали в том самом городе (Иерусалиме), где Иисус был распят; под влиянием веры в то, что Иисус восстал из мертвых в воскресенье, ученики — в большинстве благочестивые иудеи, привыкшие поклоняться Богу в субботу, — сделали обычным днем богослужения воскресенье; гроб, в который положили Иисуса, вскоре после Его смерти был найден пустым (утверждение более спорное) и так далее. Затем христиане заключают, что наилучшим объяснением этих фактов является телесное воскресение Иисуса в самом буквальном смысле этих слов.

Исторические аргументы подобного рода призваны дать нам положительные основания для веры в возможность и реальность воскресения. Философские же аргументы, касающиеся воскресения, не столько стремятся доказать, что воскресение действительно происходит, сколько ставят в центр внимания проблему возможности или невозможности воскресения. Далее мы проанализируем ряд самых сильных философских аргументов в пользу тезиса о невозможности воскресения.

Если воскресение имеет место, то оно может происходить одним из трех способов: через воссоединение в новое тело, по крайней мере некоторых частей первоначального тела, или через объединение исключительно новых частей в тело, каким–то образом являющееся тем самым телом, что и первоначальное, или же через «оживление» того самого трупа, в который превратилось первоначальное тело. Рассмотрим эти варианты по очереди.

На первый взгляд, воскресение предполагает «повторную сборку» частей исконного тела. Но скольких его частей? Для начала зададимся вопросом: какие проблемы могут возникнуть, если воскресение требует воссоединения всех частей? Подобный взгляд сталкивается с возражением, которое весьма убедительно сформулировал еще Вольтер:

Солдат–бретонец отправляется в Канаду, где по довольно обычной случайности оказывается без пищи; он вынужден отведать ирокеза, которого убил накануне. Этот ирокез в течение двух–трех месяцев питался иезуитами, и значительная часть его тела стала иезуитской. Итак, тело этого солдата состоит из ирокеза, из иезуитов и всего того, что он ел до тех пор. Каким образом каждый из них вернет себе именно то, что ему принадлежит? Да и что принадлежит собственно ему?