Михаил Лифшиц - Диалог с Эвальдом Ильенковым (проблема идеального)

Итак, на одной стороне: всякое знание неполно. На другой стороне той же медали: ваше знание абсолютно закончено. Как выйти из этого противоречия? Оно, увы, неразрешимо. Ибо это дурное тождество. Если мы хотим избежать его, то должны отказаться от крайностей. Не впадая при этом в ус — редненность, подобную той, что подсказывает формальная логика, советующая вообще отказаться от общих суждений, заменив их более осторожными частными. Но что нам дает истина, гласящая: «Некоторые суждения неполны и незакончены»? Она, конечно, более скромна, чем постмодернистская принципиальная и программная философия незаконченности, однако столь же малоутешительна, как и житейская мудрость, гласящая, к примеру, что уши выше лба не растут и плетью обуха не перешибешь…

Не такую мещанскую золотую середину искала классическая мысль. Мало сказать, что некоторые суждения неполны и незакончены, надо смело глядеть правде в глаза и признать, что наряду с истинами незаконченными, относительными есть и вполне законченные, абсолютные. Но только эти вторые, абсолютные, абсолютны и истинны лишь в той мере, что тоже до известной степени ограничены. Парадокс? Нет, противоречие, однако, как мы попытаемся показать, не дурное. Вот конкретный пример, посред–296

ством которого Мих. Лифшиц поясняет свою «теорию тождеств». Привожу фрагмент из его архива:

«Абсолютная полнота и отдельные, друг друга дополняющие крайности. Пример национальной культуры, национального характера, но можно применить и к социальным противоположностям.

Говорят, французы отличаются «ясностью». Очень хорошо, но их ясность отличается от педантской ясности параграфов немецкой инструкции или профессорской книги. Значит, тотчас же нужно конкретизировать эту ясность. Не значит ли это найти дополнение до полноты, до 2d?

Отдельные психологические черты характеризуют народы, но только в связи с их противоположностью, в особом сочетании с ней. Например, если говорить о французской ясности, которая была результатом ранней романизации Галлии (и, следовательно, восходит, в конце концов, к некоторым чертам социально — исторического происхождения уже у римлян), а затем наиболее полного развития строя социальной монархии с ее бюрократически — чиновническим и полицейским экономическим порядком, то следует помнить о существовании оборотной стороны медали: французский бурлеск, французское вольнодумство, раблезианство, даже романтизм (определенного типа). Ищите противо–297

положного! Если англичане и англосаксы вообще склонны к эмпиризму, то оборотной стороной является их спиритуализм до спиритизма включительно, их религиозное ханжество, их склонность к религиозным играм. У немцев, где также проявляется род практицизма, эгоистической и местной мелочности, оборотная сторона медали — это чисто немецкий мистицизм, рано проявившийся, начиная с эпохи Возрождения, раздвоенность и т. д.

Эти дополнения, с одной стороны, являются следствием того, что национальные черты суть односторонние явления человечества. Однако в этой односторонности, ограниченности заключается и прелесть живого, реального конкретного в личности народа, нации. До известной степени, и это, во — вторых, проявляется в необходимости дополнения, как в смысле гармонизации, достижения полноты, истины — в тех случаях, когда перед нами лучшие явления национального духа и культуры, например равновесие эмпирически — реального и фантастического у Шекспира, равновесие классической ясности и романтической чувствительности у Расина, все это с разными оттенками, с общей окраской — реалистической у Шекспира, классицистической у Расина, — так и в смысле наказания за односторонность, когда одна крайность сменяет другую и дополняет ее за пределами известных

границ. Здесь вспоминается пример Герцена — жираф с непомерно длинной шеей и коротким, столь же коротким задом. Гармония? Да, если хотите, но еще больше кара за односторрннее развитие шеи — дисгармоническая гармония.

То же самое и в развитии национальных психологических признаков, которые целиком в движении, в движении к полноте, которая достигается если не путем гармонического дополнения, [то] путем дисгармонической гармонии» [1].

А нуждается ли в дополнении «абсолютная полнота»? Очевидно, иначе Шекспир исчерпал бы всю литературу, и нам не нужны были бы ни Расин, ни Пушкин с Толстым. Шекспир имеет свою ограниченную сторону. Более того, доказывал Михаил Александрович в 30–х годах, его величие и полнота возникают не только вопреки этой неизбежной ограниченности, но отчасти и благодаря ей.