Эвальд Ильенков - К вопросу о природе мышления

Таким образом, «критика разума» с его имманентной диалектикой уже у Канта превращается в важнейший раздел Логики, науки о мышлении, поскольку именно здесь формулируются предписания, могущие избавить научную мысль как от косного догматизма, в который неизбежно впадает мышление, предоставленное самому себе (то есть мышление, строго соблюдающее лишь предписания «общей» и «трансцендентальной» логики и не подозревающее при этом о коварных ямах «диалектики»), так и от «скепсиса», естественно дополняющего такой догматизм.

Таким образом, уже у Канта структура Логики как науки о мышлении была очерчена так:

1) Общая логика, компетенция которой ограничивается лишь аналитическими суждениями и потому крайне узка. По своему объему она совпадает с традиционной (чисто формальной) логикой, очищенной от всех дополнений психологического, антропологического, а также «метафизического» характера, от всех соображений, связанных уже не с формой, а с «содержанием» мышления. Эту часть большой Логики Кант изложил в своем учебнике «Логика». [9]

2) Логика истины («трансцендентальная логика» или «аналитика»), излагающая «принципы суждений с объективным значением», то есть категории, категориальные схемы «синтеза» эмпирических данных в единстве «понятия». Это логика производства понятий. Выглядит она как система (точнее — как полный перечень или «таблица») категорий — таких, как «причинность», «количество», «возможность» и т. д. Все эти категории трактуются как «чистые схемы действий ума» — и только.

3) И, наконец, «трансцендентальная диалектика», осуществляющаяся как критика неправомерных претензий логически-правильного ума, то есть мышления, безупречного с точки зрения первых двух разделов Логики, но старающегося при этом перешагнуть границу законной применимости всех своих «правил», старающегося осуществить «безусловный синтез всех понятий» в составе одной теории, познать «вещь в себе», дать полный и безусловный перечень всех научных определений («предикатов») предмета, очерченного «понятием». Этот раздел и определяется Кантом как учение о всеобщих принципах и правилах употребления рассудка вообще, то есть Мышления с большой буквы.

После такого расширения предмета Логики, после включения в ее состав категориальных «схем мышления» и принципов построения теории из разрозненных «обобщений» и в связи с этим — учения о «конструктивной» и «регулятивной» роли и функции идей в движении познания, — эта наука впервые обрела законное право быть и называться Логикой, наукой о мышлении, о всеобщих и необходимых формах и законах развития действительного научного мышления, обрабатывающего данные «опыта», данные [10] созерцания и представления.

Этим самым в состав Логики была введена Диалектика — на правах не только важного, но и венчающего ее раздела. Та самая диалектика, которая до Канта представлялась всем лишь «ошибкой», лишь болезненным состоянием ума, либо результатом софистической недобросовестности или неряшливости отдельных лиц при обращении с «понятиями». Анализ Канта установил, что диалектика — это естественная и абсолютно необходимая форма интеллектуального развития, естественная «форма мышления», занятого решением «высших синтетических задач», то есть построением теории, претендующей на всеобщезначимость и тем самым, по Канту, на « объективность ». Именно Кант — по оценке Гегеля — «отнял у диалектики ее кажущуюся произвольность», показал ее естественность и необходимость, определил ее как универсальную (то есть логическую) форму развивающегося теоретического мышления. Диалектика и логика с этого момента сливались в единый образ, а проблема противоречия в составе развивающегося знания превращалась в центральную логическую проблему.

Эта остро зафиксированная Кантом ситуация послужила отправной точкой для дальнейших поисков философской мысли в области Логики.

Во второй главе — «Фихте и проблема логики» — рассматривается классическая попытка разрешить кантовские антиномии разума с точки зрения последовательного субъективного идеализма, то есть «справа». Кантовский дуализм кажется революционно настроенному Фихте проявлением робости, [11] непоследовательности, простительной для старика, но нетерпимой для молодой души, полной энергии и сил, полной решимости сокрушить мир, построенный на фундаменте «ортодоксии». Социальные мотивы фихтевской решимости понятны. В философии же они оборачиваются требованием создания такой Логики, которая была бы чужда половинчатости, компромиссам с идеологическим аппаратом старого мира. Фихте уже не хочет и не может сидеть между двух стульев — между «богом» (то есть его представителями на земле — попами) и «природой» (интересы которой представляют естествоиспытатели). Кантовская же Логика приводила именно к такой позиции, отдавая «богу богово», а природе — естественнонаучное, освящая своим авторитетом права как той, так и другой из борющихся «партий», показывая, что каждая из них отчасти права, отчасти — не права и что диалектическое отношение между ними — вечно и неодолимо. Фихте эта ситуация представляется только временной, переходной. Из разлада духа с самим собой должен, по его мысли, родиться новый синтез, новое единое воззрение на все важнейшие вещи во вселенной.