Блез Паскаль - Мысли

283. Величие. — Если говорить о причинах след­ствий, то они лишний раз подтверждают величие чело­века, — мысль о неукоснительном порядке подсказало ему своекорыстие.

284. Человек велик даже в присущем ему своеко­рыстии, ибо именно это свойство научило его блюсти образцовый порядок в делах и творить добро согласно расписанию.

285. Справедливость, сила. — Справедливо подчиняться справедливости, невозможно не подчиняться силе. Справедливость, не поддержанная силой, немощна, сила, не поддержанная справедливостью, тиранична. Бес­сильная справедливость неизменно будет встречать сопро­тивление, потому что дурные люди никогда не переведутся на свете, несправедливая сила всегда будет вызывать возмущение. Значит, нужно объединить силу со справед­ливостью и либо справедливость сделать сильной, либо силу — справедливой.

Справедливость легко оспорить, сила очевидна и не­оспорима. Поэтому справедливость так и не стала силь­ной — сила не признавала ее, утверждая, что справед­лива только она, сила, — и тогда люди, увидев, что им не удастся сделать справедливость сильной, порешили считать силу справедливой.

286. Занятное зрелище являют собой иные люди: отвергнув все законы, заповеданные Богом и природой, они безотказно повинуются законам, ими же самими придуманным, — взять хотя бы, к примеру, воинов Магомета, воров, еретиков и пр. К этой компании принадлежат и логики. Их своевольству, судя по всему, нет и не может быть ни границ, ни преград — столько за­коннейших и священнейших они уже презрели.

287. Монтень не прав: обычаю надобно следовать, потому что он — обычаи, а вовсе не потому, что он разумен или справедлив. Меж тем народ соблюдает обы­чай, твердо веря в его справедливость, иначе немедленно отказался бы от него, так как люди согласны повино­ваться только разуму и справедливости. Неразумный или несправедливый обычай был бы сочтен тиранским, а вот власть разума и справедливости, равно как и власть наслаждения, никто не обвинит в тиранстве, ибо стрем­ление к тому, и другому, и третьему неотрывно от самой человеческой природы.

Итак, всего лучше было бы подчиняться законам и обычаям просто потому, что они — законы, уразуметь, что ничего истинного и справедливого все равно не при­думать, что нам в этом не разобраться и, стало быть, следует принять уже принятое, никогда и ничего в нем не меняя. Но народ глух к подобным рассуждениям, он убежден, что обрести истину ничего не стоит, она — в этих законах и обычаях, поэтому и верит им, считая древность происхождения доказательством содержащей­ся в них истины (а не просто правомочности), потому и готов им повиноваться. Но стоит объяснить народу, что такие-то законы и обычаи никуда не годятся, — и он поднимет бунт. А ведь если на любой закон или обычаи посмотреть под определенным углом зрения — он и впрямь никуда не годится.

288. Несправедливость. — Опасно говорить народу, что законы несправедливы, — он повинуется им лишь до тех пор, пока верит в их справедливость. Стало быть, народу следует неустанно внушать: законам должно повиноваться просто потому, что они — законы, равно как власти предержащей — просто потому, что она — власть, независимо от их справедливости. Если народ усвоит все вышесказанное, опасность бунта будет пред­отвращена, а это, по сути дела, и есть определение спра­ведливости.

289. Узы почтения, которыми одни члены общества связаны с другими, по существу следует назвать цепями необходимости, потому что различие в общественном положении людей неизбежно: главенствовать хотят все, но способны на это немногие.

Представим себе, что на наших глазах складывается некое человеческое сообщество. Ясно, что вначале не­избежны бессчетные стычки, пока сильнейшая партия не победит более слабую и не станет партией правящей. А когда это произойдет, победители, не желая без кон­ца длить войну, пустят в ход подвластную им силу и установят такой порядок, какой считают наилучшим: од­ни предпочтут народовластие, другие — престолонасле­дие и т. д.

И вот тут в игру вступает воображение. До сих пор властвовала сила как таковая, а теперь она уже начинает опираться на воображение, которое во Франции возве­личивает дворян, в Швейцарии — простолюдинов и т. д.

Стало быть, узы почтения, которыми людское мно­жество связано с таким-то или таким-то имярек, суть узы воображаемые.