Александр Секацкий: Cмысл вопроса

Слова-кошельки (наподобие Бармаглота), которые Делез рассматривает как наиболее характерные образцы нонсенса вроде бы не причем — но некоторые общие черты создаваемой зоны странности имеются, и мы к ним еще вернемся. Трансцендентное применение осмысляющей процедуры, приводящее к производству абсурда тоже как будто бы не касается нашего случая; все трудности ответа на вопрос «В чем смысл жизни?» несколько иного рода, чем при ответе на вопрос «В чем смысл того, что ты заблевал весь пол в моей комнате?» Однако, ошарашивающий, и, одновременно «оглупляющий» эффект присутствует: общность эмоционального фона позволяет предположить, что смысл жизни, на полном серьезе выражаемый в одном или нескольких предложениях, включается в странную зону абсурдного обессмысливания.

Рассмотрим игру, популярную у подростков младшего и среднего школьного возраста (сейчас их называют тинейджерами). В этой игре задающий вопрос (точнее, выдвигающий требование) оказывается в положении мучителя, а рискующий отвечать — в положении жертвы. Ситуация развивается примерно так:

— Скажи «верёвка»!

— Зачем?

— Просто скажи. Увидишь.

— Веревка…

— Твоя мать воровка!

Ловушка сработала, мучитель торжествует, жертва испытывает досаду и возмущение, окружающие смеются. Дразнилка имеет много куплетов, касающихся чуть ли не всех родственников подопытного (скажи «окурок»!..твой отец придурок! И так далее.). Странным образом эта детская игра обнаруживает структурную близость с тестом на РЛЛ. В частности, единственный достойный выход состоит в том, чтобы не отвечать, отвергнуть условия мучителя. Но главное, эта детская дразнилка не исчезает вместе с окончанием подросткового возраста, она лишь маскируется и совершенствуется, ее аналоги (ее жало) обнаруживается в целом классе языковых игр. Когда вместо требования «скажи веревка» нас спрашивают «скажи, в чем смысл жизни?» срабатывает дразнилка в квадрате. Ибо, с одной стороны, известно, что ничего хорошего из попытки ответа не получится (посмеются, пожмут плечами, тяжело вздохнут или отнесутся снисходительно). С другой стороны, возникает имманентная принудительность языковой игры, сила, которой против своей воли вынуждены были повиноваться собеседники Сократа. Кроме того, не все поддерживают ироническую дистанцию, некоторые слушают, раскрыв рот — они-то более всего и настораживают человека, находящегося в состоянии интеллектуальной вменяемости.

Предпринимается попытка избежать абсурда, обратившись к нонсенсу — то есть отказаться искать смысл в чем-то другом (а значит вообще искать смысл), пытаясь, вместо этого запрягать Бармаглота. Мы получаем набор характерных тавтологий: «спорт есть спорт», «на войне как на войне» и т. д. С помощью автореференции здесь фиксируется «нулевая степень ответа», привлекшая в свое время внимание Ролана Барта. В отношении интересующего нас вопроса нулевая степень ответа весьма распространена, и от чистого нонсенса ее отличает лишь отсутствие сингулярности, фоновое наличие альтернативных, осмысленных ответов. Тем не менее, формулировка «жизнь есть жизнь» представляет собой уклонение к нонсенсу во избежание абсурда; в этом направлении возникли даже свои шедевры, например, знаменитая анонимная строчка «жизнь такова, какова она есть, и больше не какова…».

И все же, вопрос «в чем смысл жизни?» не является чисто риторическим или ритуальным, наподобие вопроса «как дела?» У задающего вопрос «как жизнь?» нет намерения выслушивать ответ, поскольку цель вопрошания тут в том, чтобы обозначить коммуникацию. Это проверка работы канала связи: в микрофон, чтобы проверить его говорят «раз, два, три», а чтобы зарегистрировать наличие друг друга говорят «как дела?». Но задающий вопрос «в чем смысл жизни?», если уж он его задал, не просто имеет намерение выслушать ответ. Он, спросивший, ждет этого ответа, и проигнорировать его ожидания порой так же нелегко, как и смутить одного из малых сих. Впрочем, столь же трудно эти ожидания оправдать. И тут мы, наконец, вплотную подходим к смыслу проклятого вопроса. То есть, относительно смысла жизни, смерти или, скажем природы мы можем сказать лишь, что смысл этот, имеющийся или отсутствующий не может быть выражен в виде ответа на вопрос «в чем смысл жизни?». Но зато сам вопрос обнаруживает смысл, хотя и несобственный, совершенно не зависящий от содержания ответа и связанный лишь с готовностью отвечать всерьез. Пора сказать, в чем он.