Рафаэль Лефорт - Учителя Гурджиева

Глава 4.

АТАУЛЛАХ КАРМАНИ

Пришло и ушло Рождество, а потом и Новый год.Я не знал, как мне путешествовать дальше. Я взял такси, уехал в Дамаск и, обосновавшись в гостинице, пустился на поиски Атауллаха Кармани -- медника.

Так как Дамаск все еще по-средневековому разделяется на гильдии, я без особого труда разыскал базар медников, а там -- процветающую мастерскую с кружевными занавесками на окнах и вывеской: "Атауллах Кармани, гравировщик по меди, слуга Всевышнего7.

Заколебавшись у порогга, я услыхал голос из мастерской: "Привычка к колебаниям разрушет привычку к решениям. Входи7.

В неуместном здесь плетеном кресле сидел пожилой мужчина в безукоризненном белом одеянии и курдском тюрбане с бахромой. Склонившись над столом, он с бесконечной тщательностью гравировал иероглифы на медном диске, лежавшем перед ним. Я неуклюже стоял, пока он не поднял голову и не пригласил меня сесть. Я сел и, запинаясь, задал вопрос на полуперсидском; полуарабском:

-- Где я могу найти мастера Атауллаха?

Нахмурившись, он поднял голову: "Кто называет меня мастером?7

Я снова запнулся: "Шейх Даул из Кербалы7.

"Это не так7, -- раздалось в ответ, и он снова склонился над диском.

Я стал вспоминать. Употребил ли Шейх Даул этот термин? Обязательно ли человек, учивший Гурджиева, был Учителем? Затем на меня нахлынули воспоминания от инцинденте с ковром, и я объявил: "Нет, я сам употребил термин "Мастер7, так как вы обучали человека, которого я был бы горд назвать Учителем7.

Старик поднялся и сел на груду козьих шкур.

-- Вы не обладаете способностью знать. Учитель я или нет. Уж не хотите ли вы мне польстить, мне, человеку, борода которого все равно была бы длиннее вашей, даже если бы вы отращивали ее с раннего детства. Кого это, по-вашему, я учил?

-- Гурджиева -- Джурджизаде из Армении. Шейх Даул сказал... -- И я замолчал, ибо Шейх Даул ничего такого не говорил. Он велел мне разыскать Кармани, а я понял, как само собой разумеющееся, что он был еще одним учителем Гурджиева. Я начал снова: "Я ищу учителей Гурджиева. Может быть, если вы не из их числа, вы поможете мне чем-нибудь?7

Старик вздохнул и подал мальчику знакк принести кофе. "Вы пришли сюда с уже готовым решением. Вы полны бесполезных видений и болтаете о том, что имеет мало ценности. Я не учил Гурджиева, я учился вместе с ним у Абдул Хам Каландера, которого уже 10 лет нет с нами. Царство ему Небесное! Я дам вам нужную информацию, но перестаньте находить во всемп, что кто-либо говорит, тот смысл, который вы ищете или находите удобным для себя. Гурджиев был учеником в этой мастерсткой целое поколение тому назад. Учитель -- Каландер из Ордена Кадири, работал здесь медником по указанию Ордена. Он учил нас обрабатывать медь, одновременно обрабатывая нас. Гурджиев пробыл здесь четверть года, живя с другими подмастерьями в караван-сарае и над мастерской. Он не говорил по-арабски, только по-персидски и по-турецки и на родном армянском. Он был послан сюда Мухсином Шахом из Кудса (Иерусалима), а тот изучал медь, ее свойства и применение, и в тех же самых терминах он изучал самого себя7.

-- Какова была жизнь ученика? -- спросил я.

-- Мы вставали в пять часов, чтобы успеть умыться, растопить печь и приготовить завтрак, перед тем, как откроется мастерская, до семи часов. Учитель приходил в девять, а до этого мы уже работали два часа над грубыми отливками или изготовлением подносов, кубков и ваз, которые гравировали и украшали серебром искусные мастера. Мы изучали рисунок и гравировку, и предполагалось, что мы сможем рисовать сложные узоры по памяти. После второго завтрака мы обычно учились и работали до вечера, после чего мы встречались во дворе дома Учителя с другими учениками, чтобы послушать его беседы о религии, этике или эзотерическом учении.

-- Как он учил? -- спросил я. -- По книгам, или применяя вопросы и ответы?

Кармани задумчиво улыбнулся:

-- Он в основном разговаривал, главным образом давал примеры, рассказывал истории, объясняя учение, скрытое за ними. Бывало, он задаст ученику какой-нибудь невозможный вопрос и терпеливо, учтиво ждет ответа. Он был беспощаден в критике нашей духовной деятельности и ремесла, но так, что его критика скорее ободряла нас, не оставляя обиды или чувства разочарования. Он обладал саркастическим языком, который мог содрать с вас шкуру, но его сарказм всегда нес в себе поучение.

-- Гурджиев был хорошим учеником?

-- Не нам было судить друг о друге. Мы не знали степень своего развития, это мог делать только Учитель. Да и теперь у меня нет никакого определенного мнения на этот счет, ибо я не знаю, для какой цели обучали Гурджиева. У него были золотые руки и быстрый ум, но хорош он был или нет для поставленной перед ним задачи, -- я не знаю.